История города К.

Пал и последний оплот либерализма – «Крыжовинский привратник». К тому времени он считался таковым весьма условно. Пресс-релизы, славившие Нудеева, здесь исправно ставили в номер и лишь эпизодически, крайне редко, позволяли себе мелкие статейки с предположениями, что не всё пока идеально в государстве Российском вообще и в Крыжовинской губернии в частности. Разоблачать или бичевать кого-то персонально «Привратник» и не думал, но это не спасло его от переформатирования. Начали, как водится, с профилактической беседы. Редактора вызвали в дом с подсветкой и ласково напомнили, за чей счет побелены потолки в редакции и подлатан умывальник. Дальнейший упрек тоже был стандартным: «А вы у себя такое пишете… Непорядок!». Редактор сообщил, что был в отпуске, но пообещал разобраться и наказать.

– А не надо наказывать, – ещё ласковее сказали ему. – Есть мнение, что вам надо отдохнуть дополнительно.

Либеральный редактор хотел выступить в защиту свободы слова, но ему было сообщено, что после второго отпуска его ждет новое ответственное назначение – директором казенного предприятия по выпуску открыток и подарочных наборов, с окладом вдвое больше прежнего.

Внутренняя борьба за свободу длилась минут десять. Из «желтого дома» редактор вышел, подписав заявление о переводе. Последних либералов-журналистов разжаловали в корректоры.

Переформатирование «Привратника» породило бурную дискуссию на местном Интернет-форуме. Её участниками явились сами сотрудники отрегулированных и управляемых СМИ, предусмотрительно взявшие себе вычурные псевдонимы. Те, кого отрегулировали раньше других, с остервенением набросились на последних либералов, яростно доказывая, что свобода прессы – это миф, и коли платят, надо писать то, что велят. Этой железной логике последние либералы смогли противопоставить только жалкий лепет про какие-то никому не ведомые общественные интересы…

Дискуссия оказалась сколь бурной, столь и непродолжительной. Общество за пределами виртуального форума ее никак не развило и не поддержало.

Построение информационной вертикали было завершено. Имиджу региона ничто уже не могло повредить, и пора было пожинать плоды в виде расцвета экономики. Тем более, что усердные агитаторы создали и как следует подогрели атмосферу соответствующих ожиданий.

Увы, как ни прискорбно, расцвет не спешил наступать. Инвестиции упорно не желали течь, а покупательная способность расти, хотя давно стали достоянием истории и Куманёв, и Шабашкин, и Мироедов, и бразды правления перешли к передовой, во всех отношениях высоко подготовленной личности, чуждой волюнтаризму. Молодые, подтянутые финансисты-экономисты уверяли, что институциональные изменения быстро не совершаются, и призывали потерпеть. Елисей Васильевич выслушал их очередной доклад, глядя куда-то сквозь докладчика, и, не вымолвив ни слова в ответ, встал из-за стола. Его обер-секретарь объявил, что монаршая… вернее, губернаторская воля будет сообщена позднее.

Трижды крикнув «ура», экономисты разошлись на каникулы. И погода воистину располагала к отдыху. Тёплую весну в Крыжовинске сменило на редкость жаркое лето. Солнце светило с раннего утра до позднего вечера, на небосводе не было ни облачка. Все аборигены при малейшей возможности стремились за город, чтобы искупаться и позагорать. Производительность труда резко упала, так что экономический бум теперь явно откладывался – по меньшей мере, до осени.

Депутаты и чиновники тоже потянулись на отдых. Изношенные организмы слуг народа грузились в самолёты, уносившие их далеко от мирской суеты. Столбик термометра поднимался всё выше, и однажды верноподданные редакции получили короткий пресс-релиз. Посредством этой ценной бумаги народ извещали, что губернатор Нудеев тоже ушел в отпуск. На хозяйстве за него остался, если можно так выразиться, старший из плеяды молодых финансистов.

«Желтый дом» почти опустел. Суши-бар на Большой Дворницкой готовился подсчитывать убытки, зато настоящий праздник наступил для продавцов мороженого. А солнце жгло и жгло без пощады…

Следствие, предпринятое впоследствии, установило, что всё началось в пригородной слободе Маргариновке. То ли кто-то из любителей выпить и закусить на воздухе не затушил костёр, то ли неизвестный обыватель решил избавиться от мусора путем кремации – в общем, как от копеечной свечки, занялись и трава, и кустарники, и сама Маргариновка. Жители слободы кинулись кто куда: кто увозить нехитрое добро, кто поливать водой дома и заборы, а пламя устремилось и в другую сторону. Ветер переменных направлений подгонял его.

Через несколько часов за Крыжовинским морем стояла сплошная стена огня. Облака едкого дыма плыли на город К., и солнца сквозь них почти не было видно. Полыхали все сохранившиеся после петровских реформ леса. Дороги были забиты машинами дачников и просто отдыхающих, которых пожар застал врасплох. Взрослые ругались последними словами, дети плакали. Радио по-прежнему передавало танцевальные мелодии, губернский телеканал плёл что-то про устойчивое развитие.