История городов будущего

Рабочих мест для вновь прибывших в столице хватало. Стимулируя экономический рост, Александр II субсидировал тяжелую промышленность и наконец построил общенациональную железнодорожную сеть, от которой так упорно открещивался Николай I. Кроме прочего, Александр направил своего министра финансов Михаила Рейтена в Европу, где тот должен был энергично продвигать Россию как быстро растущую экономику. Рейтен давал понять западным промышленникам, что в Петербурге к их услугам будут все те современные технологии, которыми они пользуются у себя, минус неудобства, связанные с более демократичными европейскими порядками. У российских рабочих, расписывал он, нет ни свободы печати, ни свободы собраний, ни права голосовать. И работают они за гроши.

Такие аргументы возымели действие. В 1870 году иностранные инвестиции в российскую экономику были в десять раз выше, чем в 1860-м, а в 1890-м – уже в сто раз²⁷. В 1890-х годах российская экономика росла в среднем на 8 % в год²⁸ – что было тогда, скорее всего, самым высоким показателем в мире. Международные корпорации строили в российской столице огромные предприятия; на одной только российско-американской резиновой мануфактуре «Треугольник» было занято 11 тысяч рабочих²⁹.

Индустриализация принесла в Петербург те же диккенсовские условия, что и в города Западной Европы, только в еще более суровом варианте. В Британии, на родине промышленной революции, она охватила сразу множество городов – Манчестер и Ливерпуль, Бирмингем и Лестер. В России, где современный город был только один, крупные промышленные предприятия сосредоточились почти исключительно в Петербурге, туда же отправились и трудовые мигранты.

Центром пролетарского Петербурга стал Сенной рынок, расположенный в нескольких кварталах от Невского проспекта. Он был основан еще при Екатерине Великой, чтобы крестьяне близлежащих деревень продавали там свой жизненно необходимый для города товар. Заставленная телегами площадь вечно кишела лоточниками и карманниками. Больше похожий на ближневосточный базар, нежели на европейский рынок, Сенной разоблачал тщательно скрываемый секрет чопорного города: несмотря на красивые фасады и современную инфраструктуру – водопровод к 1862 году, электрическое уличное освещение на Невском в 1880-х, – Петербург был мегаполисом крестьян. В этом городе всегда присутствовал пасторальный элемент, не имевший параллелей в западноевропейских столицах. Казалось, что петербургскую жизнь разыгрывают деревенские актеры, которым раздали роли искушенных горожан.

Вдали от толп Сенного рынка внешний вид Петербурга времен индустриализации какое-то время оставался прежним; мигранты заполняли пустоты городского тела. К 1871 году 300 тысяч человек ютились в подвалах³⁰, зачастую сырых и кишащих крысами. Одинокие мужчины по очереди спали на топчанах под лестничными пролетами и в коридорах. Поскольку годовая аренда солидной квартиры примерно равнялась заработку рабочего за десять лет, мигранты набивались в дома, предназначавшиеся для более состоятельных жильцов. В одном из полицейских отчетов того времени зафиксирован случай, когда в одной комнате жили пятьдесят мужчин, женщин и детей³¹. Вскоре в петербургских квартирах той же площади жило в среднем вдвое больше людей, чем в парижских, берлинских или венских³². За выстроенными в линию фасадами аристократического города прятались нищенские муравейники.

По мере того как индустриализация набирала обороты – с 1840 по 1880 год количество заводских рабочих увеличилось с 12 до 150 тысяч³³ – зловонное кольцо фабрик и лачуг все плотнее смыкалось вокруг столицы. Город, построенный как остров для немногих избранных – царской семьи, аристократии, высших военных и гражданских чинов, – захлестывало море неприглядных трущоб. Уровень смертности в бедных районах был в три раза выше, чем в центре³⁴. При этом воздухом с изрядной долей дыма из заводских труб дышали как бедные, так и богатые.

Петербург стремился стать городом высших мировых достижений и мог похвастать крупнейшим университетским зданием и величайшим художественным собранием, но теперь он все чаще занимал первые места в весьма непривлекательных категориях. На 1870-е годы пришлось самое сомнительное достижение российской столицы – смертность здесь превысила показатели всех крупных европейских городов³⁵. Санитарные условия были чудовищны. Проведенное тогда исследование одного из рабочих районов показало, что лишь у одного из каждых четырнадцати жителей был доступ к проточной воде³⁶, и чаще это была колонка во дворе, а не водопровод в доме. В отчете санитарной службы за тот же период говорится, что во дворах Петербурга скопилось приблизительно 30 тысяч тонн человеческих экскрементов³⁷.