6 августа 1921 г. В. Ленин сообщил наркомпроду УССР М. Владимирову о своем намерении широко применить войска для сбора продналога в Украине. Через несколько дней (12 августа) за его подписью вышло специальное постановление Совета труда и обороны (СТО) о применении чрезвычайных мер во время изъятия продналога. В нем говорилось о введении в волости и села, которые оказывали сопротивление наркомпродовцам, военных частей. Последние должны были во время сбора продналога “немедленно применять решительные меры принудительного характера”. В 21 уезде пяти южных губерний (Одесской, Николаевской, Екатеринославской, Запорожской и Донецкой) крестьяне не собрали посеянного зерна. В 10 других уездах указанных губерний чистый сбор хлеба не превышал 5 пудов на душу населения. Этого количества хватало только на то, чтобы не умереть голодной смертью. Следовательно, треть территории советской Украины была голодающим регионом.
Голод продолжался до поздней весны 1923 г. Он был спровоцирован преступной политикой Москвы по отношению к Украине. За ее пределы насильно был вывезен даже посевной фонд зерна. Мотивы такого политического курса основывались на том, что украинское село было охвачено антибольшевистским движением. Голод оказался тем фактором, который эффективнее, чем карательные экспедиции, погасил повстанческое движение.
Следовательно, есть все основания утверждать, что в 1921—1923 гг. советская власть в Украине впервые испытала такое оружие, как террор голодом. Но волю народа сломать не удалось. Именно поэтому большевистское правительство России вынуждено было проводить в 20-е годы политику национального строительства в сфере образования, культуры, книгоиздания, науки и др.
В апреле 1923 г. состоялся XIII съезд РКП(б), в повестку дня которого был включен национальный вопрос. Съезд провозгласил политику коренизации, украинская разновидность которой получила название украинизации. Декларировалось, что основной целью этой политики является содействие развитию культур и языков всех национальностей. На первом плане у государственной партии были другие задачи: укорениться в национальных республиках (отсюда и название политического курса — коренизация). Чтобы укрепить свое влияние в республиках, партия должна была разговаривать с населением его языком и создать собственных аппаратчиков из местных кадров. Несомненно, что коренизация имела побочный эффект в виде стремительного развития подавленных до того национальных культур. С апреля 1925 по июль 1928 г. первым секретарем ЦК КП(б)У работал один из ближайших сотрудников генсека Л. Каганович, который позднее сыграл в истории советской Украины особо зловещую роль. Как раз при нем политика украинизации получила наибольший размах. Каганович с особым усердием воплощал в жизнь официальный курс. Он даже изучил украинский язык и старался разговаривать на нем.
Результаты украинизации 20-х годов были достаточно весомыми. Количество украинцев среди служащих государственного аппарата в 1923— 1927 гг. возросло с 35 до 54%. На украинский язык перешло свыше четверти институтов и более половины техникумов. Большая часть книг, журналов и газет стала издаваться на украинском языке. По инициативе Н. Скрыпника, который выдавливал все возможное из курса на украинизацию, национальный язык внедрялся даже в школах командного состава и в некоторых красноармейских частях. Даже на Кубани, где компактно проживали украинцы, открылись украинские школы, издавались украинские газеты, работало украинское радиовещание.
Однако в ЦК КП(б)У представительство украинцев не превышало четверти. Первыми (в 1925—1934 гг. — генеральными) секретарями ЦК КП(б)У избирались по санкции центрального партийного руководства только неукраинцы — немец Э. Квиринг, еврей Л. Каганович, а после отзыва последнего в Москву — поляк С. Косиор.
Политика украинизации наиболее эффективно проявилась в сфере культурного строительства. И это неслучайно. Культура не была непосредственно связана с политическим режимом и системами производственных отношений, которые последний отторгал или насаждал.
За исключением идеологии, она была способна развиваться в рамках любого политического строя. Поэтому государственная партия без риска для своей диктатуры могла позволить более или менее свободное развитие национальной культуры советских республик. Поддержка культурнических форм национального движения во время беспощадной борьбы с его государственными формами была наиболее природным курсом для тех политических режимов в многонациональных странах, которые зависели от поддержки населения. Только самодержавие могло позволить себе угнетение культуры и языка украинского народа, само существование которых отрицалось царскими властями.