Читаем История греческой литературы Том II полностью

Демос не имеет у Фукидида самостоятельного значения; его настроение подчинено скорее действиям того человека, который в данное время является руководителем государственной политики. Поэтому демос, как таковой, выступает у него в качестве значительного исторического фактора главным образом тогда, когда он сталкивается с действиями этого руководителя. Так, например, Фукидид прекрасно обрисовывает настроение и поведение афинского демоса по отношению к Периклу в момент кратковременной утраты последним своего политического влияния (II, 65, 1-4) или по отношению к Алкивиаду, когда над ним нависло обвинение в кощунстве над гермами и мистериями (VI, 53, 2; 61). Но это моменты высшего напряжения в жизни народа, моменты, имеющие историческое значение и потому приковывающие к себе внимание историка. Наоборот, мимо того, что в жизни народа повторяется постоянно, что не возбуждает особого исторического интереса, Фукидид проходит довольно равнодушно и довольствуется слегка ироническим замечанием: "как обыкновенно поступает толпа" (II, 65 4; IV, 28, 3; VI, 63, 2; VIII, 1, 4). Фукидид останавливается лишь мимоходом на внутренней истории афинской демократии, совсем не упоминая о быстрой смене афинских демагогов и т. п.

г) Фукидид как писатель

В древности на историческое произведение смотрели не только как на научное, но и как на литературное произведение. Поэтому и в истории античной литературы сочинения историографического характера, за некоторыми исключениями, занимают равное место с произведениями, преследующими исключительно литературные цели.

Древние критики ценили Фукидида главным образом как писателя. Это видно даже из маркеллиновой биографии, где об отличительных свойствах творчества Фукидида как историка содержится очень мало данных, тогда как об особенностях его как писателя автор говорит много (§§ 35-42; 50-53; 56). По словам Плиния, "афиняне изгнали Фукидида полководца, призвали его обратно как историка, удивлялись красноречию того, чью доблесть ранее осудили" ("Естественная история", VII, 111). Дионисий Галикарнасский также критикует Фукидида главным образом как писателя.

Одним из главных достоинств всякого художественного произведения является единство плана. "История" Фукидида вполне удовлетворяет этому требованию. Как уже сказано выше, Фукидид поставил перед собой задачу дать только историю Пелопоннесской войны, и поэтому в состав его сочинения вошло только то, что имеет отношение к ней. Кажущиеся отступления от этой темы на самом деле органически связаны с нею. Так он и ведет свое повествование, не уклоняясь в сторону, вплоть до 410 г., хотя имел намерение описать все 27 лет войны. Таким образом, сочинение осталось неоконченным. О причинах этого в науке было высказано несколько мнений. "По мнению некоторых, — говорит Маркеллин, — восьмая книга Истории подложна и не принадлежит Фукидиду, причем одни приписывают ее дочери историка, другие Ксенофонту. Им мы возразим: несомненно, книга эта не есть произведение дочери историка, потому что женщина не в состоянии воспроизвести такие достоинства и искусство... Что восьмая книга принадлежит не Ксенофонту, об этом свидетельствует уже слог ее, потому что замечается большая разница между низким слогом и высоким [110]. Не принадлежит она, наверное, и Феопомпу [111], как некоторые желали доказать. Другие, более просвещенные, полагают, что книга эта принадлежит Фукидиду, но что она не отделана, написана только в виде первоначального наброска, содержит в себе вкратце множество предметов, описание которых могло бы быть отделано и распространено. Этим, по нашему мнению, и объясняется, что восьмая книга изложена слабее; по видимому, она такова отчасти и потому, что историк составил ее во время болезни: когда тело сколько-нибудь нездорово, слабеют обыкновенно и умственные силы, так как ум и тело находятся между собою почти в полном согласии" (§§ 43-44).

Бо́льшая часть исследователей Фукидида также находят в книге VIII некоторые недостатки по сравнению с предшествующими книгами, частью в языке, частью в способе изложения. Однако подлинность ее в настоящее время не подвергается сомнению. Сам Фукидид называет себя ее автором (VIII, 6, 5; 60, 3); в ней в общем тот же язык с излюбленными Фукидидом, ему одному свойственными словами и оборотами речи и другие признаки его авторства. Можно сказать только, что книга эта осталась неоконченной: рассказ прерывается на половине фразы. Причина этого неизвестна; вероятнее всего, смерть помешала автору довести до конца свой труд.

В незаконченности труда Фукидида, вероятно, следует искать объяснения важнейшей особенности книги VIII — почти полного отсутствия прямых речей. Дионисий Галикарнасский передает мнение Кратиппа, будто Фукидид опустил в VIII книге речи умышленно, придя к убеждению, что они препятствуют изложению и досаждают читателю. Объяснение это неприемлемо: было бы странно, что автор лишь в конце труда убедился в непригодности прямых речей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука