Все речи Перикла служат как бы реальным подтверждением той характеристики, какую дает ему Фукидид как государственному деятелю и главному инициатору войны (II, 65, 5-9). В первой своей речи (I, 140-144) Перикл убеждает афинян в неизбежности войны и вселяет в них уверенность, на основании реальных данных, в конечном ее успехе. Вторая речь Перикла, знаменитая надгробная речь (II, 35-46), содержит идеальную характеристику афинской демократии, как ее понимал Перикл и как он пытался осуществить ее во время своего правления. Это. как бы программная речь Перикла. Наконец, в третьей речи (II, 60-64) Перикл преследует не столько цель оправдать свою политику в глазах афинян, сколько укрепить в них уверенность в конечной победе.
Представляется естественным вопрос, насколько речи разных лиц у Фукидида соответствуют речам, действительно ими произнесенным. На этот вопрос Фукидид сам дает ответ. "Что касается речей, — говорит он, — произнесенных отдельными лицами или в пору приготовления к войне, или во время уже самой войны, то и для меня трудно было бы запомнить сказанное в этих речах со всею точностью то, что я слышал сам, да и для тех, которые передавали мне сказанное в каком-нибудь другом месте. Речи составлены у меня так, как, по моему мнению, каждый оратор, сообразуясь всегда с обстоятельствами данного момента, скорее всего мог говорить о настоящем положении дел, причем я держался врзможно ближе общего смысла действительно сказанного" (I, 22, 1).
Приведенные слова Фукидида можно понимать только в таком смысле: 1) одни из приводимых им речей он слышал сам, содержание других ему было сообщено другими лицами; 2) ни одна из речей не представляет дословного воспроизведения слов оратора; 3) все речи составлял сам Фукидид, руководствуясь той обстановкой, в которой речь произносилась, и придерживаясь возможно ближе общего смысла действительно сказанного. О каких-либо письменных пособиях, вроде конспектов, он не говорит ни слова, а, напротив, заявляет, что передает речи по памяти. Таким образом, автор снимает с себя всякую ответственность за точную передачу речей отдельных ораторов. Поэтому несправедливо некоторые критики упрекали Фукидида в том, что в передаче речей он не соблюдает исторической точности, — он и не обещает ее соблюдать.
Анализ речей, приведенных у Фукидида, показывает, что в них несомненно есть мысли, которых не мог высказать сам оратор. Таким образом, уже из слов Фукидида надо заключить, что в этих речах смешаны мысли и ораторов и самого историка. Определить с точностью, какие мысли принадлежат ораторам и какие Фукидиду, — дело невозможное; можно только иногда предполагать, с некоторой степенью вероятности, о принадлежности их или оратору, или историку. На этом основании нельзя утверждать, что мнение, высказанное оратором, разделяется и Фукидидом. Это бывает вполне очевидно, когда Фукидид приводит речи двух противоположных сторон, каковы, например, речи Клеона и Диодота (III, 37-40; 42-48), из которых первый указывает на необходимость суровой политики по отношению к возмутившимся союзникам, а второй высказывает противоположное мнение. В диалоге мелосцев с афинянами (V, 85-113) Фукидид также приводит два противоположных мнения, и, конечно, сам он согласен лишь с одним из них. В общем можно считать достоверным, что в речах выведенных Фукидидом лиц он часто высказывает свои собственные мысли.
Внешняя форма речей, несомненно, принадлежит самому Фукидиду. Это видно хотя бы из того, что речи, произнесенные в действительности на каком-либо неаттическом диалекте, например на дорийском — спартанцами, коринфянами, сицилийцами, у Фукидида изложены по-аттически и притом язык речей в стилистическом отношении одинаков: это-язык автора.
Характер человека, как понимает его Фукидид, выражается в характере его речей. Миролюбивый, нерешительный, суеверный Никий является точно таким же и в своих речах и в письме (VI, 9-14; 20-23; VII, 11-15). Честолюбие, расточительность, смелость в замыслах и эгоизм налагают соответственную печать на речи Алкивиада (VI, 16-19; 89-92). Резкий и решительный характер Клеона выражен в его речи, в которой он укоряет народ в малодушии, настаивает на строгом выполнении долга возмездия и требует немедленного применения жесточайшей меры наказания к виновным союзникам (III, 37-40). Еще более характерна в этом отношении речь сиракузского демагога Афинагора, который беспощадно разоблачает происки олигархической партии, клеймит ее представителей и грозит суровыми карами (VI, 36-41). Очевидно, борьба партий в Сиракузах достигла в это время высокой степени напряжения. Все три речи Перикла, которого не раз должен был слышать Фукидид, не только передают властолюбивый характер оратора, но и служат отражением его внешней политики и высокомерного отношения к народному собранию (I, 140-144; II, 35-46; 60-64).
4. ОТНОШЕНИЕ К ФУКИДИДУ ЕГО СОВРЕМЕННИКОВ И ПОСЛЕДУЮЩИХ ПОКОЛЕНИИ