Империя «привыкла» быть лидером, определяющим пути развития и центра, и периферии, и колоний. Она до сих пор эффективно реагировала на вызовы современности, выступая источником, «двигателем» модернизационных процессов. Империя вообще является мощным инструментом преобразования мира. Она преобразует ландшафт, строит города и дороги, заводы и фабрики и т. д. Она не только эксплуатирует колонии, но и развивает их, строит экономические объекты, учит и подготавливает специалистов из аборигенов, формирует национальную элиту. Именно через имперские университеты и управленческие структуры местные кадры приобретают необходимую квалификацию. Таким образом, с одной стороны, империя консервативна, как архаичная структура, корни которой уходят в древность и Средневековье, тормозящая развитие колоний, фиксирующая их в эксплуатируемом статусе. С другой стороны, она может выступать и инструментом модернизации, особенно для народов, находящихся на существенно более низкой ступени развития.
Однако модернизация означает развитие наций в колониях, которые больше не хотят мириться со своим колониальным статусом. По словам Р. Суни, «противоречие парадигмы развития обострялось, когда империи, оправдывая свое существование в качестве агентов модернизации и инструментов развития и прогресса, слишком хорошо справлялись с поставленными задачами, снабжая подвластное население языком для формулирования стремлений и
Здесь необходимо упомянуть о концепции
Другое противоречие в развитии империи отметил Д.Ливен. Он писал, что «главная проблема, стоящая перед империями Нового времени, состоит в том, что начиная с середины XIX в. геополитические источники власти толкали империю в одном направлении, а политические и идеологические – в другом. С одной стороны, к семидесятым годам XIX века все политические наблюдатели сходились на том, что будущее принадлежит странам, владеющим значительными пространствами материка и континентальными ресурсами. Еще в первой половине XIX в. А. Герцен и А. де Токвиль указывали на ту роль, которую в будущем будут играть США и Россия. С другой стороны, национализм стал самой убедительной идеологией развитого мира – не в последнюю очередь в глазах европейских элит, которые видели в национализме защиту от социализма в наступающий век массовой политики. Нация, наглядным воплощением которой стали новое динамичное британское или французское общества, а также объединение Германии и Италии, представлялась знамением будущего. Казалось, что многонациональные Габсбургская и Османская империи осуждены на упадок. Перед правителями многонациональной России вставал выбор: к какой из этих двух групп государств присоединится их империя. Однако главная проблема, стоявшая перед российской элитой, как, впрочем, и перед всеми другими элитами, заключалась в том, что огромное континентальное пространство империи необходимо предполагало полиэтничный состав ее населения, а это последнее обстоятельство создавало большие трудности в эпоху национализма. Как заметил британский историк и империалист Артур Сили, “когда государство выходит за границы одной национальности, его власть подвергается опасности и становится искусственной”»[188]
.Видимо, с этими противоречиями и связана историческая ограниченность феномена империи. Сегодня ни одно государство, каким бы полиэтничным или могущественным оно ни было, не хочет называть себя империей. Термин «империя», как уже отмечалось, имеет исключительно обвинительное звучание, его употребляют, когда хотят обличить противника в неблаговидных намерениях или качествах. В этом смысле империя – феномен исторического прошлого.
§ 2. Как функционирует империя?