История императорской власти после Марка

Еще одно замечание. Иногда придается преувеличенное значение повторяемости деталей в разных, аналогичных по содержанию рассказах Геродиана. Если историк, в нашем случае Геродиан, повторяет в своих рассказах одну и ту же деталь, то это считается доказательством выдуманности этой детали по крайней мере в одном из двух (или более) случаев[20]. Геродиан описывает торжественную встречу сенатом и народом императора Коммода при его возвращении в столицу с берегов Дуная. При его приближении к Риму весь сенат и все жители города вышли ему навстречу на далекое расстояние, неся лавровые ветви и всевозможные цветы (I, 7,3). Когда {159} Септимий Север, сокрушив Альбина, направился со своим войском в Италию и вступил в Рим, народ, неся лавровые ветви, принял его со всяческим почетом и благоговением, а сенат приветствовал его (III, 8,3). Совпадение в одной детали отнюдь не дает права делать заключение, что одну из этих встреч историк действительно видел, другую же сочинил по аналогии. Возьмем обе картины в целом. Сын Марка Аврелия, в изображении Геродиана юный и прекрасный, был желанным для всех и вызывал у подданных самые радужные надежды — люди не могли удержаться и спешили приветствовать его. Не то — в случае Септимия Севера. Он вступает в Рим, питая злобные чувства по отношению к сторонникам Альбина. О ликовании и добрых надеждах народа нет и речи. Что же касается сенаторов, то они в большинстве испытывают страх, зная, что победитель будет относиться к ним беспощадно, как человек, для которого достаточно будет хотя бы маленького повода для расправ с нежелательными людьми. Ситуация при Коммоде и при Септимии Севере была далеко не одной и той же. Единственная точка соприкосновения — несение лавровых ветвей. Коммода встречают еще на подступах к Риму, Севера — уже внутри города; навстречу Коммоду несут лавровые ветви и цветы, а о последних в описании встречи Севера не сказано ни слова. Встреча императора народом, надо думать, не обходилась без лавровых ветвей. Геродиан мог видеть две встречи, столь разные по своему эмоциональному фону и большей части деталей, но в одной внешней черточке похожие одна на другую. Нужно ли говорить о трафаретности (и, следовательно, нереальности) исторического рассказа на том основании, что в нем, как в каком-нибудь другом или даже в каких-нибудь других рассказах, воины провозглашают полководца или начальника императором после того, как тот произнес перед ними речь? Одинаковая или, чаще, неодинаковая, но лишь в какой-то степени сходная мотивировка действий исторических лиц не должна обязательно считаться применением одной и той же схемы, придуманной автором исторического повествования. Повторяемость ситуаций, действий, объяснений характерна не только для манеры того или иного историка, но и для самой исторической действительности той бурной эпохи, в которую жил и писал Геродиан.