История импрессионизма (Часть 2)

Выставка открылась 1 марта 1882 года на улице Сен-Оноре, 251, в помещении, снятом Дюран-Рюэлем. Эжен Мане был там и информировал свою жену: "Я застал всю блестящую плеяду импрессионистов за работой, они развешивали огромное число картин в громадной комнате... Дега остался членом группы, платит свой взнос, но не выставляется. Ассоциация сохранила название "независимых", которое он им придумал..." 23

Никогда еще импрессионисты не устраивали выставку, на которой было бы так мало чуждых элементов, никогда они еще так полно не представляли самих себя. После восьми лет общей борьбы они в первый раз умудрились (и с какими трудностями!) сделать выставку, которая по-настоящему представляла их искусство. Моне выставил тридцать пять картин, в большинстве своем пейзажи и натюрморты. Писсарро показал двадцать пять картин и одиннадцать гуашей (Дюран-Рюэль отказался выставлять их в белых рамах). Вклад Ренуара составляли двадцать пять полотен, среди них "Завтрак гребцов". Сислей был представлен двадцатью семью работами, Берта Моризо - девятью, Гоген тринадцатью, Кайботт - семнадцатью, Виньон - пятнадцатью и Гийомен тринадцатью картинами и таким же числом пастелей. 24

В каталоге значилось очень небольшое количество владельцев, большинство выставленных картин принадлежало Дюран-Рюэлю, который вскоре имел все основания быть довольным.

Пресса на этот раз была менее агрессивна, появился даже ряд хвалебных заметок и подвернулось несколько новых покупателей.

"Дюре, который в этом знает толк, - писал Эжен Мане своей жене, считает, что выставка этого года - лучшая из всех, которые устраивала ваша группа. Я того же мнения..." 25 И поскольку Берта Моризо задержалась на юге, муж послал ей длинный отчет о выставке: "Сислей наиболее совершенен и сделал большие успехи. Он выставил пейзаж с озером или каналом, окруженным деревьями, который является настоящим шедевром. Писсарро более неровен, тем не менее есть две или три фигуры крестьянок в пейзаже, верностью рисунка и колорита превосходящие Милле. Моне выставил наряду со слабыми вещами великолепные, особенно хороши зимний пейзаж и река с плывущим льдом. Картина Ренуара "Гребцы" производит прекрасное впечатление. Виды Венеции отвратительны. Пейзаж с пальмами очень удачен. Две фигуры женщин весьма красивы. Гоген и Виньон - посредственны. Виньон впал в имитацию Коро... У Кайботта фигуры, выполненные синей тушью, очень скучны, маленькие пейзажи пастелью восхитительны.

Дюран-Рюэль поглощен делами и подготовил прессу. Вольф показывал выставку своим друзьям и хвалил ее; он осведомлялся о ваших работах". 26

Дюран-Рюэль запрашивал теперь по две тысячи франков за картины Сислея. Цены на картины Берты Моризо колебались от 500 до 1200 франков; Эдуард Мане советовал Дюран-Рюэлю повышать цены, хотя сам продавал свои собственные работы певцу Фору по сравнительно низкой цене.

По-видимому, Дюран-Рюэль не позаботился пригласить на эту выставку Сезанна, так как еще не проявлял интереса к его работам. К тому же Сезанн информировал Писсарро, что у него нет ничего готового. Но Сезанн, по всей вероятности, отказался бы присоединиться к другим, так как в 1882 году первый раз был допущен в Салон. После того как его картины снова были отвергнуты, Гильме использовал свое право, дарованное всем членам жюри, одна работа их учеников допускалась без обсуждения. Вследствие чего имя Сезанна сопровождалось в каталоге примечанием: "Ученик Гильме".

В Салоне 1882 года Мане, идущий теперь hors concurs, выставил большую картину "Бар в Фоли-Бержер", импозантную композицию, написанную с необычайной виртуозностью. Он еще раз показал силу своей кисти, тонкость наблюдений и смелость не следовать шаблону. Подобно Дега, он продолжал проявлять неизменный интерес к темам современности (он даже собирался написать машиниста на локомотиве), но подходил к ним не как холодный наблюдатель, а с горячим энтузиазмом исследователя новых явлений жизни. Кстати, Дега не любил его последнюю картину и называл ее "скучной и изощренной". "Бар в Фоли-Бержер" стоил Мане больших усилий, так как он начал жестоко страдать от атаксии. Он был разочарован, когда публика снова отказалась понять его картину, воспринимая лишь сюжет, а не мастерство исполнения.

В письме к Альберу Вольфу он не мог удержаться от того, чтобы полушутя-полусерьезно не заявить: "В конце концов я ничего не имел бы против прочесть, пока еще жив, великолепную статью, которую вы напишете после моей смерти". 27

После закрытия Салона Мане наконец был официально объявлен кавалером Почетного легиона. Как ни велика была его радость, к ней примешивалась некоторая горечь. Когда критик Шесно поздравил его, а также передал ему лучшие пожелания графа Рьюверкерке, Мане резко ответил: "Когда будете писать графу Рьюверкерке, можете сказать ему, что я ценю его нежное внимание, но что он сам имел возможность дать мне эту награду. Он мог сделать меня счастливым, а теперь уже слишком поздно компенсировать за двадцать лет неудач..." 28