История импрессионизма (Часть 2)

В марте он открыл выставку произведений Моне (Моне жаловался, что выставка была недостаточно хорошо подготовлена), в апреле - Ренуара, в мае-июне 1883 года - Писсарро и Сислея. 33 В то же самое время он выставил ряд их картин в Лондоне и намечал также другие выставки за границей. Однако они не возбудили интереса, а так как теперь Дюран-Рюэль запрашивал более высокие цены - за многие картины свыше тысячи франков, - то не нашлось и покупателей.

Потерпев фиаско, художники снова пришли в мрачное настроение. Особенно был подавлен Моне, так как никогда раньше его работы не встречали такого безразличия. Письмо, которое он получил от Писсарро, едва ли могло утешить его. "Что же касается новостей о наших взаимоотношениях с Дюран-Рюэлем, писал Писсарро в июне, - то я могу только строить предположения. Кроме того, трудности, с которыми нам достаются деньги, говорят о том, что положение тяжелое, все мы страдаем из-за него... Я знаю, что в отношении продажи и в Лондоне и в Париже сейчас полный застой. Моя выставка с точки зрения выручки не дала ничего... У Сислея дела еще хуже - ничего, ровным счетом ничего. Некоторые из наших картин были посланы в Бостон... 36 Идет также речь о выставке в Голландии. Вы видите, Дюран-Рюэль действительно очень активен и старается протолкнуть нас любой ценой... Конечно, я слышу, как другие торговцы, маклеры и спекулянты говорят: "Он протянет не больше недели", но эти разговоры идут уже несколько месяцев. Будем надеяться, что это просто тяжелый этап..." 37

Когда многочисленные попытки Дюран-Рюэля не принесли плодов, художники еще раз испытали лихорадочную неопределенность. Они снова должны были занимать деньги, если было где их занять, терять дни и недели, гоняясь за возможными покупателями, просить друзей приобрести их картину на унизительных условиях, полагаться на щедрость Кайботта и некоторых других и самое страшное, - работать, не имея душевного покоя. Сверх того, большинство из них испытывало глубокое неудовлетворение от своей работы.

Писсарро, оставивший Понтуаз ради Осни, где к нему присоединился Гоген, находился в нерешительности. Комплименты, полученные им на его выставке в мае 1883 года, не рассеяли его сомнений.

"Наиболее ценные для меня похвалы, - писал он своему сыну Люсьену, исходили от Дега, который сказал, что он счастлив видеть, как мои работы становятся все более и более чистыми. Гравер Бракмон, ученик Энгра, заявил, а возможно так и думал, что в работах моих видна растущая сила. Я спокойно буду идти избранным путем и постараюсь сделать все, что смогу. В глубине души я лишь смутно ощущаю, хорошо ли то, что я делаю, или нет. Меня очень беспокоит шероховатость и грубость моего исполнения; я бы хотел обрести более гладкую технику и в то же время сохранить прежнюю силу. 38

Он чувствовал себя печальным, плоским и тусклым рядом с блестящим Ренуаром.

Ренуара в это время в не меньшей мере одолевали сомнения. Изучение Рафаэля и помпейских фресок произвело на него большое впечатление, и он начал задумываться, не слишком ли он пренебрегал рисунком. "Около 1883 года, - признавался он впоследствии, - в моем творчестве произошло что-то вроде перелома. Я достиг конца импрессионизма и пришел к заключению, что не умею ни писать, ни рисовать. Одним словом, я зашел в тупик". 39

Он уничтожил ряд своих полотен и взялся за работу с намерением приобрести мастерство, которое у него, по его мнению, отсутствовало. Обратившись к линии как дисциплинирующему началу, он стал упрощать формы за счет цвета. Ища по временам простую линию, по временам изысканную, он пытался заключить трепещущие формы в строгие контуры. При этом ему не всегда удавалось полностью избежать опасности жесткости и сухости.