Новую вспышку возмущения офицерства в известном смысле спровоцировал сам глава государства. В своей опубликованной в марте 1989 г. книге «Автобиография» он намекнул, что его пятый президентский срок, начавшийся годом раньше, будет, вероятно, последним ввиду преклонного возраста[130]. Позже стало ясно, что это высказывание было своего типа пробным шаром, зондажем отношения окружающих. К удивлению многих, в том числе, вероятно, и самого президента, тема его ухода была живо (и позитивно) подхвачена в парламенте (особенно фракцией вооруженных сил) и неожиданно вылилась в общенациональную дискуссию о преемственности власти и — шире — о будущем «нового порядка». Часть военных парламентариев потребовала политической реформы: установления большей открытости политической системы; усиления позиций законодательной власти, которые потеснены властью исполнительной; возвращения свободы выражения мнений через средства массовой информации. Помимо этого под огнем критики оказались деловые контакты и патронажные связи окружения и членов семьи Сухарто с могущественными конгломератами хуацяо, автократический стиль руководства президента, злоупотребление властью и даже захват массивов крестьянской земли нуворишами, новыми помещиками. Предостережения Сухарто, что поднимать эти темы — значит рисковать «расколов общества», подвергать опасности панчасилаистские, «семейственные по характеру демократию и экономику «нового порядка», что вопрос о преемственности вправе поднять лишь новые составы СНП и НКК, которые будут сформированы соответственно в 1992 и 1993 гг., не возымели действия. Критика не прекращалась. Западные источники высказывают уверенность как «в несомненной решимости Сухарто баллотироваться на шестой президентский срок», так и в твердом намерении оппозиционных фракций офицерства оказать сопротивление его переизбранию. То же относится к настроениям многих гражданских политиков. 14 августа 1990 г. 58 видных военных и гражданских диссидентов публично выразили пожелание, чтобы Сухарто отказался от выдвижения своей кандидатуры на очередной президентский срок (1993—1998 гг.). Точку в дискуссиях поставил сам Сухарто, заявивший журналистам в сентябре 1989 г., что он примет смещение, если оно произойдет законным путем, «но сокрушит любого, будь то политический лидер или генерал, кто попытается сместить его неконституционными способом».
Но прекращение открытого противостояния не означало примирения враждующих сил. Конфронтация просто приняла скрытые, типично яванские формы «войны лозунгов и призывов». Так, в рамках кампании по «дебюрократизации и дерегуляции» экономики президент запретил вмешательство военных в аграрные конфликты, их касательство к любым земельным вопросам вообще. Оппозиционные военные фракции поняли это как оттеснение от рычагов власти и выдвинули в ответ в пику президенту и его партнерам–хуацяо лозунги борьбы «против монополизма и конгломератов», за гласность и открытость. Это противоборство продолжается доныне.
Итак, армия, отстояв роль политического авангарда «нового порядка», вместе с тем уже к концу 80‑х гг. обнаружил отсутствие внутренней гомогенности и монолитности. Аналитики Запада исключают возможность коренной модификации режима при Сухарто, принимая в расчет его приверженность патерналистско–автократической модели управления. Мало вероятен и решительный натиск на него диссидентов–военных, ибо их увлеченность идеями либерализации значительно уступает по интенсивности общему страху офицерского корпуса ТНИ перед политизацией масс, которую неизбежно повлекла бы за собой подлинная демократизация системы.