Между тем, Жанна под сильной охраной – из боязни, чтобы она не ускользнула при помощи какого-либо чародейства, была переведена из Мариньи в замок Болье, а отсюда в замок Боревуар. В этой последней тюрьме Жанна возбудила к себе сострадание владелицы Боревуара и фрейлины Люксембургской, тетки Иоанна. Последняя написала своему племяннику письмо, полное горьких упреков, когда узнала, какой договор заключил он с англичанами. Обе дамы попытались убедить Жанну надеть женское платье.
Очевидно, их доброе отношение произвело на нее довольно сильное впечатление, так как впоследствии она заявила, что она переменила бы платье из любви к этим дамам скорее, чем ради какой-либо другой женщины во Франции. Но ее мятежную энергию раздражало это долгое тюремное заключение; два раза она пыталась бежать. Раз ей удалось запереть в свою камеру своих стражников, и она убежала бы, если бы тюремщик не заметил ее и не схватил. Затем, когда она узнала, что будет выдана англичанам, то с отчаянья бросилась с высоты своей башни в ров. Ее Голоса запретили ей это, но она заявила, что предпочитала смерть плену в руках англичан; впоследствии ей поставили в вину эту попытку на самоубийство. Ее подняли в бессознательном состоянии, но она не умерла; ее ожидала более ужасная судьба, и она быстро оправилась. Она имела полное право оплакивать свое выздоровление, когда ее везли в Руан закованную в цепи и заключенную в тесную темницу, где грубые стражники наблюдали за ней день и ночь. Говорят даже, что она с оковами на запястьях рук, на талии и на лодыжках ног была заключена в железную клетку, нарочно для этого сделанную. Она была выдана Церкви, а не светским властям, и ее должны были запереть в церковную тюрьму, но англичане купили свою добычу и оставались глухи ко всем требованиям. Охрана пленницы была поручена Варвику, и он не хотел никому доверить ее.
Пьер Кошон не торопился начать свое бесславное дело. Прошел целый месяц; в Париже были недовольны этою медленностью. Столица, всецело стоявшая на стороне англичан, питала против Жанны особую ненависть не только за то, что Девственница обещала своим солдатам во время осады разрушить город и перебить жителей, но и за то, что успехи Жанны вызвали, в ожидании господства короля, нечто вроде блокады, от которой парижане много страдали. Эта ненависть сказалась устами докторов университета, которые уже с самого начала преследовали Жанну с неутомимой жестокостью. Недовольные тем, что благодаря их вмешательству пленница была выдана англичанам, они послали 21 ноября П. Кошону письма, в которых упрекали его за ту медленность, с которой он приступал к делу; в то же время они писали английскому королю, прося его, чтобы дело разбиралось в Париже, где легко можно бы было найти много ученых богословов. Однако Кошон еще колебался.
Быть может, ознакомившись с данными, на которых ему приходилось основывать преследование, он увидал их слабость, чего не могли заметить люди, ослепленные духом партии. Быть может, он был занят собиранием сведений о всех мелочах из жизни Жанны, как это видно из его допросов, свидетельствующих о поразительном знакомстве с мельчайшими фактами, на которых можно было основать обвинение.
Кроме того, надо было соблюсти некоторые предварительные формальности. Юрисдикция Кошона имела силу, так как обвиняемая была взята в плен в епархии Бове; но прелат в то время был изгнан из своей епархии, и, мало того, от него требовали, чтобы он вел дело не только в другой епархии, но даже в другой провинции. Архиепископство Руанское было вакантно, и Кошон прибег к следующему средству: он обратился к членам капитула с просьбой разрешить ему устроить заседания духовного суда в пределах их судебного округа. Просьба была любезно удовлетворена, и епископ выбрал собрание экспертов, которые бы приняли участие в деле в качестве асессоров. Университет послал ему большое число таких экспертов, причем все расходы приняло на себя английское правительство; но труднее было найти соучастников среди прелатов и докторов самого Руана. На одном из первых заседаний Николай Гуппеланд прямо заявил, что ни Кошон, ни другие судьи, принадлежащие к партии, враждебной Жанне, не имеют права заседать, тем более что обвиняемая была уже допрошена архиепископом Реймса, которому подчинена была епархия Бове.