История инквизиции

Излишне разбирать во всех подробностях допросы, которым подвергали Жанну; допросы эти тянулись в течение трех месяцев; перерыв был сделан только с 18 апреля по 11 мая ввиду тяжкой болезни обвиняемой. Невежественная крестьянка, ослабленная муками жестокого тюремного заключения и вынужденная ежедневно отвечать на ловкие коварные вопросы, придуманные отборными судьями, никогда не теряла ни присутствия духа, ни чудесной ясности ума. Ей расставляли ловушки, которые она угадывала верным инстинктом. На нее дождем сыпались вопросы, которые затруднили бы школьных богословов; с полдюжины ожесточенных спорщиков нападали на нее одновременно и прерывали ее ответы; беспорядок по временам достигал таких размеров, что нотариусы заявляли, что они не в состоянии ничего понять. Ответы Жанны тщательно рассматривались, а затем после полудня ей снова предлагали их в другой форме; но всегда обвинители обманывались в расчетах. В течение всего ряда этих допросов она проявила удивительное соединение простоты, ловкости, хладнокровия и твердости, – одним словом, такие качества, которые сделали бы честь старому профессиональному дипломату. Она отказалась принести присягу, отвечать без оговорок на все вопросы, которые будут ей предлагаемы, и откровенно заявила: "Я не знаю, о чем вы будете меня допрашивать; быть может, вы будете допрашивать меня о таких вещах, о которых я не желаю говорить". Она соглашалась отвечать на всякий вопрос, касающийся ее веры и обвинений, вызвавших предание ее суду, но на все другое она отвечать не будет. Когда озлобление Кошона выходило из границ, то она оборачивалась к нему и кротко говорила: "Вы называетесь моим судьей; я не знаю, судья ли вы мой в действительности; поберегитесь судить несправедливо, так как вы подвергаете себя большим опасностям; я вас предупредила, так что если Господь Бог накажет вас, то я, по крайней мере, исполнила свой долг". На вопрос, был ли голый святой Михаил, когда являлся ей, она отвечала: "Неужели вы думаете, что у Бога нечем одеть своих ангелов?" Когда она рассказывала о своей беседе со св. Екатериной о результате осады Компьеня, у нее вырвалось одно выражение, которое дало ее судье надежду поймать ее впросак; он перебил ее вопросом, сказала ли она: "Допустит ли Бог так зло погибнуть жителям Компьеня"? Но она спокойно поправила судью, повторив: "Что? Допустит ли Бог погибнуть добрым жителям Компьеня, которые выказали себя такими верными в отношении своего повелителя?" Она не могла знать, что всякая попытка освободиться от духовного суда была самым черным грехом; однако, когда, испытывая ее, ей предложили следующий коварный вопрос: "Убежит ли она, если к этому представится удобный случай", – она ответила, что если бы дверь была открыта, она ушла бы, хотя бы для того только, чтобы убедиться, угодно ли Господу, чтобы она бежала. Когда ей предательски предложили устроить торжественную процессию, чтобы умолить Бога лучше направить ум ее, она кротко ответила, что желала бы, чтобы все добрые католики молились за нее. Когда ей угрожали пыткой и предупредили, что палач уже готов, она просто сказала: "Если вы пыткой вырвете у меня признания, то я заявлю, что они получены насилием". Таким образом, перенося ужас своей темницы и крики залы допросов, где иногда целая дюжина бешеных судей сразу нападала на нее, она ни разу в течение этих долгих и печальных недель не пала духом.

Жанну поддерживало ее состояние постоянного экстаза, которое само подкреплялось видениями, являвшимися ей днем и ночью, непреклонным убеждением, что она избрана Богом и действует по вдохновению свыше, и покорностью, с которой она вперед принимала волю Господню. Повидимому, в тюрьме порывы экстаза стали случаться с ней чаще, чем прежде. Ее небесные посетители приходили к ней по ее зову и разрешали ей опасные вопросы. Часто она отказывалась отвечать на допросе раньше, чем спросит у своих Голосов, может ли она раскрыть то, что от нее требовали; а затем на следующем заседании она объявляла, что ей разрешено говорить. Ответы Голосов явно менялись согласно с ее нравственным настроением. Иногда ей казалось, что она слышала о своем скором торжественном освобождении; иногда же Голоса советовали ей не бояться мученической смерти, так как она приведет ее в рай. Когда она сообщила своим судьям об этом последнем откровении, то ей был предложен коварный вопрос, уверена ли она в своем личном спасении; она ответила, что она так уверена, что попадет на Небо, как будто уже находится там Тогда ее спросили, считает ли она себя неспособной совершить грех. Инстинктивно она оставила эту опасную почву. "Я не знаю ничего об этом; я имею веру в Бога".

* * *