История искусства в шести эмоциях

О каких вожделениях ты говоришь?

О тех, что пробуждаются во время сна, когда дремлет главное, разумное и кроткое начало души, зато начало дикое, звероподобное под влиянием сытости и хмеля вздымается на дыбы, отгоняет от себя сон и ищет, как бы удовлетворить свой норов. Тебе известно, что в таком состоянии оно отваживается на все, откинув всякий стыд и разум. Если ему вздумается, оно не остановится даже перед попыткой сойтись со своей собственной матерью, да и с кем попало из людей, богов или зверей; оно осквернит себя каким угодно кровопролитием и не воздержится ни от какой пищи. Одним словом, ему все нипочем в его бесстыдстве и безрассудстве. […] Мы хотели убедиться лишь вот в чем: какой-то страшный, дикий и беззаконный вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, что кажутся вполне умеренными; это-то и обнаруживается в сновидениях[91].

Рис. 31. Джованни Франческо Карото. Портрет мальчика с рисунком. Ок. 1530. Холст, масло. Музей Кастельвеккьо, Верона

Глава 3 Веселье

«Хочешь быть счастливым, будь им»

Среди эмоций, выбранных для этой книги, веселье, возможно, труднее всего поддается описанию. Это преходящее и мимолетное чувство настигает того, кто ощущает себя удовлетворенным, счастливым, расплывается в широкой улыбке, которая уже через мгновение может смениться гримасой страдания. Пристальное изучение одного за другим различных изображений веселья может показаться скучным занятием, поскольку на них бесконечно повторяются одни и те же выражения, те же движения губ, одинаковые позы, воспроизводящиеся век за веком. Тем не менее, хотя речь здесь пойдет о легкой и мимолетной страсти, веселье может отличаться различными оттенками, воплощенными при помощи необычных персонажей и ситуаций, меняющихся с течением времени. То, что заставляло смеяться древних греков, не совпадает с тем, что вызывало улыбку на губах монахов-бенедиктинцев в IX столетии. То, что поднимало настроение при дворе Медичи, могло бы показаться скучным парам, сидящим за столом в Мулен де ла Галетт[92] во Франции в XIX в. Чтобы больше не возвращаться к этому, отметим здесь, что в веселье XX в. начинают проглядывать тревожные черты.

Для того чтобы рассказать о веселье, недостаточно одного лишь изображения улыбающегося лица: необходимо также проанализировать его контекст, фон. Как это часто происходит, не бывает правил без исключений. Несмотря на то, что в истории искусства чувство веселья иллюстрировалось самыми разными персонажами, существует одна фигура, которая на протяжении многих столетий воспринималась как воплощение радости, беспечности и живости: это путто[93].

Еще только предстоит написать историографию этих пухлых и радостных малышей, которые, начиная с их появления на аттических чернофигурных пинаксах[94] в VI в. до н. э., хранящихся сегодня в национальном археологическом музее в Афинах, никогда не покидали живописные полотна, фрески и скульптурные барельефы. Это знакомые персонажи, уместные в любом сюжете, копии Эроса, воспроизводившиеся миллионы раз, всегда назначавшиеся на роли второго плана, заполнявшие пустые места и оживлявшие сцены, рисковавшие в противном случае быть воспринятыми слишком серьезно. У путти не было ни имени, ни личной истории: возможно, что именно поэтому они всегда были веселы. Ничего не ведая об окружающем мире, они внушали нежность, желание защитить и потискать их пухлые тельца, облекавшие их чистые и наивные сердца. Им всё было дозволено, поскольку они были невинными созданиями, с которыми прежде ассоциировалось чувство веселья. Их изображения на картинах радовали глаз, развлекали зрителей и избавляли их от скуки и спеси. Подобно остроумным репликам в комедии, они прерывали устоявшийся ритм и вызывали взрывы смеха.

Рис. 27. Игры путти. I в. н. э. Фреска. Дом Веттиев, Помпеи

Фрески в Доме Веттиев (рис. 27) в Помпеях могут считаться одними из самых впечатляющих в Античности.