Лишь недавно удалось установить его личность. Оказалось, что он вовсе не был неизвестным моряком, как можно было предположить, судя по его одежде, а, напротив, могущественным епископом-послом, наставником Фердинанда II Арагонского, короля Испании и Сицилии, того самого, который вместе со своей женой Изабеллой Кастильской финансировал экспедицию Колумба. Прелата звали Франческо Витале, родом из Апулии, он управлял епархией Чефалу с 1484 г. вплоть до своей кончины, наступившей в 1492 г. Кроме герба, случайно обнаруженного на обратной стороне доски, его идентичность также подтверждается сходным одеянием, в котором монсеньор был изображен на другом портрете. Однако в действительности одно лишь установление его личности еще не помогает размотать этот таинственный клубок: почему он улыбается? Чему он так рад?
Вот как Винченцо Консоло описал картину А. Мессина в своем произведении «Улыбка неизвестного моряка», 1976:
Перед нами погрудный портрет мужчины. На темно-зеленом ночном фоне, из самой глубины ночи, полной страха и непонимания, выступает вперед освещенное лицо. Темная одежда отделяет светлую сильную шею от торса, а головной убор в виде колпака в цвет одежды надвое разрезает его лоб. Мужчина находится в том возрасте, когда рассудок, выйдя невредимым из кораблекрушения молодости, превращается в стальное лезвие, которое становится всё более сияющим и острым благодаря непрерывному использованию. Тень двухдневной щетины подчеркивает широкие скулы, совершенная тонкая линия заостренного носа, губы, взгляд. Маленькие черные зрачки внимательно наблюдают из углов глаз, а губы растянуты в легкой полуулыбке. Всё выражение этого лица навсегда застыло в тонкой, подвижной, мимолетной гримасе иронии, возвышенной завесе острого стыда, за которой мыслящие существа скрывают сострадание. По ту сторону легкой улыбки это лицо, должно быть, выражает тяжелую мрачную серьезность, на границе с абстрактным отсутствием боли, по ту сторону улыбки оно может быть взволнованным, искаженным саркастическим, безжалостным, или, напротив, механически освобождающим взрывом смеха, общим для всех людей. Этот персонаж пристально смотрит всем прямо в глаза своими маленькими острыми глазками, где бы вы ни находились, иронично улыбаясь каждому из нас, и при этом каждому становится не по себе.
В словах, которыми Винченцо Консоло завершает своё описание, возможно, раскрывается более глубокий смысл этого портрета: «при этом каждому становится не по себе».
До этого момента сцены веселья, улыбки, радости всегда утешали и вселяли бодрость. Во всяком случае, они никогда не вызывали беспокойства или не подвергали сомнению само чувство веселости. Ни одному живописцу до сих пор не удавалось ухватить оттенки радости.
Рис. 30. Антонелло да Мессина. Портрет мужчины. Ок. 1465–1476. Дерево, масло. Музей Мандралиска, Чефалу
Антонелло это удалось.
Он проник глубоко в психологию этого человека, постиг его двойственную сущность, просвечивающую сквозь улыбку. Он придал ей проницательность, каковой отличались утонченные интеллектуальные остроты, часто бывшие в ходу при итальянских дворах в ту эпоху.
Это то самое «не по себе», вызываемое портретом, которое в прошлом заставило кого-то наброситься на изображение, оставив на нем царапины, до сих пор заметные на живописной поверхности. Не затем, чтобы дать выход иконоборческому инстинкту, но чтобы вырваться из ловушки этого магнетического взгляда.