История искусства в шести эмоциях

Ибо и теперь, и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя.

Аристотель. Метафизика, 982–983

[142]

В словах Аристотеля явственно слышится эхо наставления Сократа: «я знаю только то, что ничего не знаю», изменившего весь ход античной философии. Зрелище бесконечных природных превращений сильнее всего возбуждало удивление философов. Мы живем в мире, где всё постоянно изменяется. Вначале мы видим кусок дерева, затем пламя, а еще через некоторое время уже нет ничего: осталась только груда пепла. Что управляет этим потоком изменений?

Если вначале взгляд исследователей был обращен к природе в поисках механизмов и законов, управлявших ею, то с приходом Сократа внимание переместилось на человека, его сознание, на отношения между «Я» и миром. Сложные взаимоотношения, переживавшие неожиданные ускорения и отклонения, зачастую вызывавшиеся удивлением, инициированным новыми открытиями. Эмоция изумления стимулировала ход познания. Основываясь на таких предположениях, Декарт дает дефиницию первичному Удивлению, действию, которое несколько утрачивает свою значимость в переводе, как это обычно случается.

Во французском термине Admiration[143] очевидно прослеживается связь с латинским глаголом miro[144], означающим страстное и увлеченное внимание, созерцание, не оставляющее человека равнодушным, но, напротив, пробуждающее в нем беспокойство и любопытство. Приставка ad усиливает его действие, создавая впечатление, что это познавательное удивление возрастает, когда мы находимся напротив феномена, факта или человека. Чтобы испытать Удивление, нужно вступить в физический контакт с его причиной.

Изображение изумления всегда отвечало этому условию. Воплощение эмоции удивления невозможно вне контекста: изумление в искусстве никогда не исчерпывается описанием внутреннего состояния души, оно всегда начинается с взаимоотношения с вызвавшей его причиной.

Прежде чем приступить к рассмотрению того, какие именно образы имел в виду Декарт, когда утверждал первичность удивления над всеми человеческими страстями, необходимо остановиться на происхождении этой эмоции и на изображениях, вдохновлявших мысль Платона и Аристотеля.

Как уже не раз случалось ранее в этой нашей авантюре при рассмотрении различных эмоций, мы начнем с греческой трагедии: на этот раз это будет трагедия Софокла «Эдип в Колоне».