История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Зирид Болуггин (361–373 = 972–984), получивший в 367 (977/78) г. кроме собственно Африки еще Триполис, сумел после ряда походов в Магриб внушить зенатам и другим племенам, даже по ту сторону Феца, должное уважение к своей энергии и принудил даже испанского регента, страшного Альманзора, у которого, правда, тогда еще руки не были развязаны, до поры до времени отказаться от непосредственного вмешательства в африканские дела. Менее посчастливилось его сыну аль-Мансуру (373–385 = 984–995) гг.; правда, он иногда на самое короткое время доходил до Феца и Сиджильмаса, однако ему приходилось много бороться не только с зенатами, но и с остатками китамов, не переселившимися в Египет, и с другими племенами, а выше мы уже видели, какая неудача постигла его попытку при помощи Идрисида Хасана ибн Кануна воспротивиться влиянию Омейядов на берберов Магриба. И сыну Мансура, Бадису, 385–406 (996—1016), пришлось преодолевать значительные затруднения: дело в том, что к тем более или менее значительным волнениям, которые случались так часто, особенно на юге и западе страны, при нем присоединились еще раздоры среди самих Зиридов. Бадис не был хорошим правителем, хотя его и нельзя поставить на одну доску с его гранадским родственником того же имени. Особенно оскорбляла и раздражала окружающих его подозрительность. Оставшиеся в живых братья Болуггина, Зави и некоторые другие, более других считали себя оскорбленными решительным предпочтением, которое оказывалось младшим членам династии; возмущение их было подавлено, и многие из виновных, между ними и Зави, должны были бежать в Испанию в 391 (1001) г., где мы уже видели этого вождя в качестве основателя Зиридской династии в Гранаде. Однако же Бадису удалось, главным образом благодаря поддержке Хаммада, воинственного брата Мансура, подавить многочисленные восстания, и таким образом, вольно или невольно, выполнить задачу, возложенную Фатимидами на своих вассалов; правда, что ему мало дела было до авторитета каирских халифов, но номинально он все же оставался их подданным. Между тем и в Сицилии, если не считать некоторых случайных затруднений, все шло по-прежнему, и политика египетского халифа не раз пользовалась для своих целей этими форпостами Фатимидов на западе. И как ни враждебны были отношения между последними и византийским правительством, хотя бы уж из-за прерванного, но далеко не улаженного спора о преобладании мусульманского или христианского влияния в Южной Италии, между ними должно было произойти сближение с того момента, когда где-либо появится общий враг. А в то время, когда кельбит Абу аль-Касим управлял Сицилией, в 359–372 (970–982) гг., было два таких врага: Хамданиды в Халебе, за счет которых надеялись увеличить свои владения — на севере Византия, на юге — Каир, и Оттоны, которые из Северной Италии начинали проникать в самые южные ее части. Правда, союзу, заключенному при таких условиях, сам собой был поставлен предел: вражда между мусульманами и греками должна была возобновиться: в Сирии — как только будут побеждены Хамданиды, в Италии — как только германцы уйдут из Рима.