История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Когда после смерти Ибн Джахвара власть в Кордове перешла к его двум сыновьям и более выдающийся и влиятельный из них, Абд аль-Мелик, благодаря своему самодурству, вызвал всеобщее неудовольствие, Мутамид воспользовался нападением Мамуна Толедского на этот город, чтобы, под предлогом помощи, ввести туда свое войско и, войдя в соглашение с влиятельными членами государственного совета, завладеть старинной столицей Омейядов в 462 (1070) г. Правда, что ему пришлось еще несколько лет проспорить из-за власти над нею с Мамуном, но в 471 (1079) г. Кордова была окончательно присоединена к Севилье. После этого Аббадид мог двигаться далее: еще в том же году визирь Мутамида, Ибн Аммар, к сожалению (по крайней мере вначале), при помощи каталонского графа Беренгара II напал на Мурсию, причем Абдулла, неспособный внук умершего в 465 (1073) г. Бадиса Гранадского, оставался в качестве молчаливого зрителя; провинция эта прежде принадлежала Амиридам, владевшим Валенсией, но при их наместниках сделалась постепенно независимой и осталась таковою при присоединении Валенсии к Толедо. Ибн Аммару удалось завладеть городом; но несмотря на то, что он всю жизнь был предан своему повелителю, который питал к своему любимцу безграничное доверие, несмотря на то, что он был намерен и впредь оставаться верным ему, он не мог отказать себе в удовольствии держать себя чрезмерно важно во вновь завоеванной стране. Благодаря старательно распространенным сплетням, в сердцах государя и его визиря возникло взаимное недоверие; несмотря на то, что с самого начала ни один из них и не усомнился бы в образе мыслей другого; однако случилось то, чего не имел в виду и не считал возможным ни один из них: произошел разрыв, и Ибн Аммар отказал в повиновении, оскорбив, кроме того, насмешливыми стихами чувствительное самолюбие своего еще недавно обожаемого покровителя. Но вследствие возмущения одного из своих офицеров Ибн Аммар был наконец вынужден бежать из Мурсии, сперва к Альфонсу VI, потом в Сарагосу, к Худиду Мутаману. Во время похода, предпринятого им от имени последнего против одного восставшего вассала, он попал в плен, и победитель был настолько неблагороден, что выдал его озлобленному Мутамиду. Его, видимо, искреннее раскаяние чуть было не тронуло сердце государя, некогда питавшего к нему такую нежную дружбу; но тут новый визирь его, боясь, что с появлением Ибн Аммара при дворе ослабеет его собственное влияние, воспользовался какой-то оплошностью последнего, чтобы доказать эмиру будто бы по-прежнему предательский образ мыслей его; выведенный из себя подобным двоедушием, Мутамид бросился в темницу Ибн Аммара и собственноручно убил своего бывшего любимца и товарища лучших дней своей жизни.

После этого навсегда кончились дни радости и наслаждений. Альфонс VI, давно усмирив своих восставших братьев, до поры до времени довольствовался тем, что усердно собирал дань с мусульманских князей и вместе с тем при случае нагонял на них страх разбойничьими набегами и этим путем выжимал из них все больше денег; долго он играл с ними как кошка с мышью, но наконец это ему надоело, и он решился одним прыжком броситься в это мышиное царство. А мыши проказничали не только в Кордове и Мурсии. После смерти Мамуна Толедского, Валенсия снова объявила себя независимой в 467 (1075) г.; вскоре за тем в 468 (1076) г. Муктедир Сарагосский низверг с трона преемника Муджахида в Денни; а через несколько лет толедцы, потеряв терпение, прогнали своего расслабленного и негодного султана Кадира и покорились Афтасиду Мутеваккилю из Бадахоса. Кадир обратился к Альфонсу, своему сюзерену, которому он обязан был платить дань; король воспользовался случаем вступиться за попранное законное право и тотчас с огнем и мечом ворвался в область Толедо в 472 (1080) г. В то время как война тянулась уже третий год, случилось, что один из Альфонсовых сборщиков податей, ежегодно делавших привычные кровопускания мусульманским князькам, грубо оскорбил Мутамида Севильского в 475 (1082) г. К тому же чиновник, позволивший себе эту дерзость, был еврей (надо сказать, что христианские, как и магометанские правители всегда охотно пользовались для финансовой цели евреями, сведущими в этой области). При всей своей снисходительности Мутамид все же чувствовал себя властителем; взбешенный нанесенною ему обидой, он велел схватить дерзкого и распять его на кресте, невзирая на кару, которая неминуемо ждала его.