История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Скажи моим друзьям: «Он исчез, сын Хатиба, его более нет!» — но кто
не умирает?
Скажи тем, кто обрадуется этому: «Да, радуйтесь, если вы
бессмертны!»

Ибн Халдун, настоящий ученый по природе, никогда не чувствовал себя связанным ни временем, ни местом, ни службой. Переходя от одного двора к другому, перенося тяжелые невзгоды, он все с большим усердием, спокойствием и беспристрастием наблюдал происходившие вокруг него события, и после смерти своего бывшего друга и соперника он еще не одним известием пополнил свою великую всеобщую историю, пока ему наконец выпало на долю в свите своего последнего господина, султана мамелюков в Египте, отправиться в поход против татар и попасть в плен к свирепому Тамерлану. Хан узнал о писателе и обошелся с ним примерно так, как Наполеон с Гёте; и арабский историк культуры держал себя при этом с достоинством. Получив вскоре после этого свободу, он возвратился в Каир, где и умер в 808 (1406) г., 74 лет от роду. Удивительная жизнь, полная воспоминаний, от Педро Грозного в Севилье до Тамерлана в Дамаске!

Но Насриды не ограничивались случайными войнами против кастильцев и интригами против своих добрых африканских друзей. Нам не пришлось бы много говорить о них, если бы, вследствие благосклонности судьбы (и хорошо бы, если б эта благосклонность сохранилась еще надолго), не дошло до нас создание этого удивительного рода, олицетворяющее тоску об утраченном величии и представление о мусульманской Испании, — Альгамбра. Давно стоял «красный замок» на крепостной горе в Гранаде, но только «сыновья красного» — как передают, прежде всего Юсуф I — задались целью создать эту чудную жемчужину сарацинской архитектуры, очарованию которой поддается всякий, кому дано видеть ее. Оно и понятно, тем более что даже изображения — слабое отражение действительности — пленяют чувство и мысль. Между тем как грация бесконечно извивающихся арабесок, тонких архитектурных линий производит впечатление очаровательного изящества, пустота покинутых роскошных зал и с нею величественный девиз Насридов «Нет победителя, кроме Бога», являющийся как бы основным мотивом всего и украшающий в тысячекратных, а все же не утомительных повторениях все стены, говорит о суетности земной жизни. А в темном пятне, омрачающем мраморный пол, в зале Абенцерагов, сказание[497] видит кровь знатнейших из знаменитого рода, павших жертвой коварства одного султана, в то время когда Гранада доживала последние дни.