История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Мы были бы поражены, что страна по пространству меньшая, чем королевство Вюртембергское, сумела еще почти 250 лет бороться против христианских государств полуострова, с пространством в тридцать раз большим, если бы мы не знали, какое влияние на политический строй страны оказывает ее природа и стремление населения к обособленности. Христиане словно испугались той быстроты, с какой в каких-нибудь два десятилетия перешла к ним в руки почти вся мусульманская Испания, — с таким усердием они, после этих успехов, стали воевать между собою и со своими французскими и английскими соседями, стали подражать политике германских императоров и тому подобное. И кроме того, незначительная область мусульман (мы помним ее со времени Омара ибн Хафсона) в самом деле представляла естественную крепость, защита которой была возможна даже против неприятеля с значительным перевесом в силе. И надо отдать справедливость Ибн Ахмару и его потомкам до IX (XV) в., -они чрезвычайно искусно пользовались своим благоприятным положением в этой естественной крепости между Европой и Африкой: прежде всего в чисто политическом отношении. Если в Кастилии все обстояло благополучно, эмир мусульман был их покорнейшим слугою, и послы из Гранады являлись с данью, строго придерживаясь установленного срока. Но как только где-либо к северу от Гвадалквивира происходило возмущение недовольной знати, или спор из-за престола, или иные волнения, то при этом нечего было сомневаться, что в карманах у беспокойных звенели полновесные золотые монеты с арабской пометкой «чеканено в Альгамбре, в Гранаде» и с благочестивым девизом Насридов: «ла талиба илла'ллаху» — «нет победителя, кроме Аллаха». Если же какой-нибудь победоносный король, выйдя из себя, врывался через гранадскую границу, то умный эмир уговаривал своего меренидского единоверца в Феце, соблазняя его уступкой Гибралтара, Ронды или Альгесираса, перейти с войском через «ворота пролива» и напомнить о себе христианам, после чего «победитель Божиего милостью» снова начинает заигрывать с неверными, чтобы выжить союзника, у которого уже глаза разбегаются на Малагу, обратно в Африку. Недаром Насриды происходили от одного из старейших товарищей пророка: они никогда не забывали поговорку посланника Божия: «война — обман». Умилительно видеть, как хитрые арабы просто-напросто играют в мяч этими тремя городами, бросая их в руки то к одному, то к другому, причем христиане и берберы в простоте, по-видимому, не замечают, что мяч все снова возвращается в руки ловких игроков. Было еще другое обстоятельство, благодаря которому они держали в фактической зависимости Меринидов, воображавших, что они вправе с высоты своего могущества пренебрежительно смотреть на это ничтожное княжество. Дело в том, что по обе стороны пролива споры из-за престола были в порядке вещей и происходили довольно часто; поэтому для обеих династий представляло большое удобство то обстоятельство, что потерпевший неудачу претендент всегда мог легко спастись, переехав только через пролив. Так, мы нередко встречаем изгнанных гранадских принцев в Феце и даже у Хафсидов в Тунисе, и берберы оказывают гостеприимство этим пришельцам, не препятствуя им удаляться, когда им заблагорассудится. Не так поступали Насриды в Гранаде: они с умыслом поддерживали у себя по меньшей мере одного Меринида, если его только возможно было раздобыть, склонного заявить свои права на власть в Феце; и как только правитель по ту сторону пролива становился почему-либо неудобным, они тотчас пускали в действие соперника и этим вызывали в Африке своевременное восстание, а сами могли быть спокойны. Так здесь, как во многих местах, макиавеллизм был изобретен до Макиавелли.

Мы не можем, не выходя из пределов нашей задачи, хотя бы в общих чертах проследить все ухищрения этой политики; невозможно также вообще написать непрерывную историю королевства Гранадского, так как с конца VIII (XIV) столетия почти совершенно прекращаются наши мусульманские источники, а известия с христианской стороны (я не говорю об официальных актах) крайне ненадежны[494]; нам не известно даже в точности время царствования всех эмиров, а имена их точно установлены только недавно на основании редких надписей и монет[495]. Поэтому мы перейдем к тому, что известно достоверно и в то же время имеет историческое значение: мы дадим характеристику их управления и политики и в то же время остановимся на выдающихся явлениях из области литературы, мы выясним их заслуги в области искусства и будем присутствовать при их падении и изгнании мусульман из Андалузии.