История итальянцев

Эти выскочки, несомненно, составляли наиболее динамичный и наименее подверженный воздействию всякого рода общественных и социальных табу слой, но препятствия для их дальнейшего роста были таковы, что усилия представителей данных социальных групп ослабевали и рассеивались по мере их продвижения вперед. В первую очередь необходимо иметь в виду, что земельная собственность этих людей редко была свободна от податей и феодального закрепощения, и, следовательно, большинство из них было вынуждено вести борьбу на два фронта: с одной стороны, против посягательств местного барона, который заявлял о своих правах на все земли, подлежавшие его юрисдикции, а с другой — против местных общин, требовавших соблюдения существовавших с незапамятных времен usi civiti[312]. И хотя из этой борьбы собственник-буржуа выходил победителем и, как это нередко случалось, ему удавалось отстоять свои права на полное и свободное владение землей, вплоть до ее огораживания, он, тем не менее, сталкивался с серьезными трудностями.

В отличие от нобилитета и духовенства собственники-простолюдины должны были платить многочисленные и весьма обременительные налоги. Новая династия Бурбонов, привыкшая жить в свое удовольствие, была не менее расточительна, чем предшествующая испанская администрация, и установленная ею налоговая система не претерпела особых изменений.

Более других отраслей экономики от налогового бремени страдала торговля. Таможенные сборы при экспорте оливкового масла и шелка, не говоря уже о «поборах» на зерно, были чрезвычайно высокими. В конечном счете эти сборы перекладывались на сельское хозяйство: торговцы были вынуждены покрывать убытки от налогов, налагаемых фискальной службой на их товары, за счет производителей, у которых закупали продукцию. Одним из способов, к которому они прибегали чаще всего, был «договор на словах», согласно которому, выплатив деньги, торговец гарантировал себе право покупки урожая в период его уборки по официальной цене, которая устанавливалась ежегодно местными властями и, как правило, была ниже рыночной.

Задавленная феодальными структурами, отягченная налогами, обложенная данью торговых посредников, собственность буржуазии была обречена в своем развитии, и многие хозяева были вынуждены обратиться к старому испытанному средству — усилению эксплуатации крестьянского труда. Вместо того чтобы бороться с баронством, они в конце концов сами интегрировались в его ряды, воспринимая его мышление, а со временем и политическую апатию. Таким образом, в сельских районах Южной Италии стиралась та грань, тот контраст между классами, которые мог бы разрешить кризис. Тем более, что отношения между социальными группами в разобщенном и аморфном обществе развивались на фоне постоянно вспыхивавших местных трений, вражды и личных амбиций, на чем с успехом наживались адвокаты, нотариусы и всякого рода крючкотворы. Общество итальянского Юга напоминало, в сущности, механизм, крутящийся впустую: на улицах огромной и унылой столицы бурлила лихорадочная и подчас весьма сомнительная деятельность людей различного происхождения — князей и «нищих», привилегированных и отверженных, — и вся эта разношерстная масса не сумела накопить в себе силы, необходимые для проведения реформ.

Однако то, что не удавалось сделать посредством собственных усилий, могло бы быть вызвано извне, если бы действия правительства были более решительными и оно проявило бы большую смелость при осуществлении преобразований. Но, как мы убедимся далее, этого не произошло.

Новый король Карл III, взошедший на трон в Неаполе в 1734 г., имел иное представление о роли монарха. И неслучайно — ведь он был Бурбоном и одним из потомков Людовика XIV! От последнего Карл унаследовал страсть к монументальным сооружениям и градостроительству. Именно ему принадлежит инициатива возведения Редже ди Казарта — подлинного южного Версаля — и Каподимонте; он же начал археологические раскопки Помпей, что стало одним из крупнейших культурных событий столетия. Вместе с тем Карл III был достаточно умным политиком, чтобы понять, что в просвещенный XVIII век слава монарха определялась широтой и глубиной его реформаторской деятельности. Поэтому король окружил себя способными и просвещенными соратниками, среди которых особенно выделялся тосканец Бернардо Тануччи. В 1759 г., после того как Карл III Бурбон покинул Неаполь ради испанского трона, Тануччи стал одним из наиболее видных деятелей Регентского совета, правившего страной при малолетнем короле Фердинанде IV.