История итальянцев

Он родился в 1798 г. в сонном городишке Папской области в реакционной дворянской семье (его отец, граф Мональдо, прославился благодаря одному из своих агрессивных легитимистских памфлетов). Ущербный от природы (он был горбат), Джакомо провел юность в отцовской библиотеке в «сумасбродном и безнадежнейшем» изучении классиков. Наряду с трудами античных авторов, друзьями его молодости были также работы просветителей и французских материалистов XVIII в., таких, как Руссо, Вольтер, Гольбах. Идеи первых, по мнению Леопарди, в общем-то не слишком отличалось от идей последних; и для тех, и для других идеалом было благородное человеческое общество, свободное от суеверий, близкое к чистоте природы; идеалом выступала республика. Именно эти идейные воззрения, глубоко отличные от взглядов представителей романтической школы, наиболее часто проявлялись в поэтическом творчестве Леопарди до 1819 г. С этих позиций он судил о своем мире и о своем жалком времени. Мало кто с такой силой чувствовал «скуку» жизни в период Реставрации, как Леопарди.

Но правомерно ли было надеяться, что «мертвый век», в котором поэту судьбой было определено жить, встряхнется, сбросит оцепенение и, как он предвещал в своей песне «К Анджело Маи», «восстанет» в «великих делах» и устыдится самого себя? Поражение восстаний 1821 г., болезненные и тяжелые переживания собственного несчастья и недуга, одиночество — все это более решительно склоняло Леопарди к отказу от каких бы то ни было иллюзий и утешений. Человеческие беды не являлись достоянием одного лишь XIX в., но всех исторических времен, и «скука» была неприятным, но, увы, извечным спутником любого человека — от пастуха, скитающегося в пустынях Азии, до цивилизованного парижанина. Только смерть могла положить конец скуке и тоске, и только в смерти человек, преследуемый слепой природой-мачехой, мог надеяться обрести покой.

В таком полностью материалистическом и пессимистичном видении мира оставалось мало места интересам политического характера. Разбудить эти интересы после того, как они в течение ряда лет едва теплились или вовсе угасли, помогло появление на итальянской и европейской политической арене либерального католицизма. Заявление «новых верующих» о том, что религия неразрывно связана с делом гражданского прогресса человечества, не могло не вызывать глубокого отвращения Леопарди. Не в мифах и предрассудках, но в мужественном и безжалостном осознании своего несчастного положения могли люди черпать необходимые силы, которые, как считал поэт, позволят им сообща вести единственно возможную и единственно оправданную битву, а именно объединенную борьбу рода человеческого против разрушительных природных сил и бедствий. Такой призыв заключен, в частности, в его стихотворении «Дрок, или цветок пустыни».

А благороден тот,
Кто может без боязни
Очами смертными взглянуть в лицо
Уделу общему и откровенно,
Ни слова не скрывая,
Поведать о несчастной доле нашей, <…>

Все общество людское стать должно —

Считает он людей
Одним союзом, и предлагает всем
Свою любовь сердечную, всегда
Спеша на помощь иль прося о ней
В опасностях бесчисленных, в тревогах
Борьбы всеобщей[336].

Это возвышенное, обращенное в будущее послание глубоко волнует нас и сегодня, в наш атомный век. Современники же Леопарди, занятые суетными и неотложными делами своего времени, плохо понимали его и с трудом могли осмыслить идеи поэта. Однако именно к людям той эпохи и к их трудному продвижению вперед мы сейчас снова обратимся.

Июльская революция и Италия

В политической и дипломатической обстановке в Европе 1820-х годов доминировал принцип легитимизма, установленный в Вене Священным союзом. Это проявилось в связи с революционными выступлениями в Испании и Италии 1820–1821 гг. Конституционные правительства, которые там были созданы, в действительности находились в полной политической изоляции, и на Конгрессах в Троппау и Лайбахе Австрии не потребовалось больших усилий, чтобы сломить сопротивление англичан и французов и добиться их санкций на согласованные репрессивные действия. До тех пор пока действовала легитимистская солидарность великих держав, перспективы итальянского национального движения оставались крайне неопределенными, но стоило одному из звеньев этой цепи разорваться, как все вновь становилось возможным, и это внушало самые смелые надежды. Понятно поэтому, что известие об Июльской революции 1830 г. в Париже произвело на Апеннинском полуострове эффект разорвавшейся бомбы. Как только революция победила, итальянское патриотическое движение пробудилось и стало действовать.