В Южной Италии, наиболее отсталой части страны, это принимало традиционные и безнадежные формы бандитизма. Поддержка, которую получали от бурбонских и папских агентов образовавшиеся в этом регионе еще в период похода Гарибальди банды, основную часть которых составляли крестьяне и уклонившиеся от призыва в армию, не дает полного объяснения того упорства, с каким они в течение четырех лет вели герилью против 100-тысячного контингента регулярных войск, которому они нанесли потери значительно большие, чем во всех войнах эпохи Рисорджименто. Становясь бандитом, крестьянин Юга намеревался не столько выразить свою привязанность к старым устоям — и это подтвердил опрос, проведенный по инициативе итальянского парламента, отчет о котором весьма проницательно сделал депутат Массари, — сколько показать свое неприятие нового, дать выход разочарованию и безнадежности. Он вел ужасную крестьянскую войну — жестокую и бесчеловечную. Такими же стали в конце концов и репрессии победителей.
На Юге проявления народного недовольства наблюдались и в городах, как, например, восстание в Палермо в 1866 г., для подавления которого пришлось направить экспедиционный корпус. На Севере мощные и широко распространившиеся крестьянские восстания полыхали в 1869 г. в связи с введением крайне непопулярного налога на помол. И в этом случае также возникла необходимость использования войск, тысячи людей были арестованы. Протесты народных масс становились постоянным явлением в политической и общественной панораме новой Италии.
Именно на этот фон недовольства и ожесточения и следует ориентироваться, чтобы понять особенности того, как в Италии впервые зародилась организованная народная и революционная оппозиция. Человеком, яснее других понимавшим и более других работавшим в данном направлении, был Михаил Бакунин. После активного участия в бурной революционной деятельности он оказался в Италии, будучи убежден, что эта страна является самым слабым звеном европейской реакции и поэтому здесь открываются наиболее многообещающие революционные перспективы. Влияние Бакунина стало определяющим в том, чтобы сделать популярными среди многих из уже существовавших на Апеннинском полуострове рабочих и народных кружков наиболее радикальные, революционные концепции, а также подорвать прежнее воздействие на эти кружки идеологии Мадзини. Бакунинский прозелитизм имел особенный успех в Неаполе и на Юге, на том самом Юге, где идея о том, что крестьянские массы станут движущей силой итальянской революции, витала в воздухе еще со времен Пизакане. Осуждение со стороны Мадзини Парижской коммуны (1871) еще больше способствовало росту престижа Бакунина, а его революционная нетерпимость становилась в глазах многих символом того таинственного и мощного Интернационала, под знаменем которого сражались героические парижские коммунары. В Италии очень мало знали о бурной полемике, развернувшейся именно в те годы в Первом Интернационале между последователями Карла Маркса и сторонниками Михаила Бакунина, а также о растерянности, продемонстрированной сначала Генеральным советом Интернационала в отношении Парижской коммуны. К 1871 г. «анархизм», «социализм» и «интернационализм» являлись в Италии если не синонимами, то эквивалентами, а Бакунин был там значительно популярнее Маркса. Именно под его влиянием количество итальянских секций Интернационала увеличивалось, а деятельность их филиалов становилась более интенсивной. В августе 1874 г. была предпринята попытка путча с эпицентром в Романье, но она провалилась с самого начала. Так, движение интернационализма, рассеявшееся по всей Европе после Парижской коммуны, появилось в Италии в высшей стадии кипения и активности, и, что важнее, выступления итальянской народной и пролетарской оппозиции проходили под знаком анархизма — идеологии, которая в других странах, кроме Испании, переживала упадок.
Это, естественно, следует напрямую связать с отсталостью итальянских общественных и экономических структур и, в частности, с той медлительностью, с какой проходил процесс создания современной индустрии и промышленного пролетариата. Членами итальянских секций Интернационала являлись в подавляющем большинстве ремесленники и представители мелкой буржуазии, адвокаты без практики и студенты-бильярдисты, о которых с сарказмом говорил Фридрих Энгельс. Однако необходимо иметь ввиду, что в стране, где разрыв между правительством и управляемыми, непопулярность государственной власти, как мы убедились, глубоко укоренились, анархизм представлял собой неизбежный этап на пути формирования народной оппозиции: отрицание государства, в конце концов, являлось первым осознанием того факта, что оно все-таки существует и необходимо его изменить.
Историческая «правая» и «римский вопрос»