Конечно, в стране с ограниченными экономическими ресурсами политика в сфере общественных работ и оздоровления бюджета, более половины которого составляли военные расходы и оплата государственного долга, не могла осуществляться иначе, кроме как путем жестких фискальных изъятий средств за счет введения косвенных налогов. Итальянский налогоплательщик очень скоро стал самым несчастным в Европе: с 1862 по 1880 г. налоговые поступления в государственный бюджет более чем удвоились. Результаты такой фискальной политики, естественно, сказались на уровне потребления, который оставался в основном на одном и том же уровне, и как следствие — на производстве. Безусловно, крайне низкая покупательная способность широких масс не способствовала развитию уже существовавшей промышленности, не способной выдерживать конкуренцию с иностранной продукцией, для которой политика свободы торговли, проводившаяся «правой», открыла все границы. В частности, на Юге сочетание фритредерской политики и налогообложения практически привело к исчезновению домашних ремесел. Что же касается сельского хозяйства, то если оно и получило кое-какие выгоды от роста цен на продукты и смогло таким образом компенсировать значительные потери из-за налогов, то в смысле модернизации и уменьшения тяжести абсолютной ренты ничего не изменилось, особенно в Южной и Центральной Италии. Осуществленное государством значительное отчуждение собственности, принадлежавшей ранее религиозным орденам (около 1 млн га), глубоко не затронуло существовавшую систему и распределение собственности. В сельском хозяйстве во многих районах Италии рядом жили мелкие владельцы, способные прокормить лишь самих себя, и крупные латифундисты если не феодального, то, во всяком случае, докапиталистического типа.
Некоторые ученые утверждали, что экономическая политика, которую мы попытались обрисовать, соответствует начальной фазе капиталистического развития, предшествующей его подлинному «подъему», — фазе, в которой основными проблемами являются «первоначальное» накопление капитала и создание необходимых инфраструктур: словом, данная фаза предваряет индустриализацию. Именно это и стала делать историческая «правая», с одной стороны, прибегая к жесткой фискальной политике, с другой — с помощью общественных работ, в частности в железнодорожном строительстве. С точки зрения некоторых историков проблема состояла не в том, чтобы содействовать развитию промышленного производства, что было бы преждевременно, и не в том, чтобы изменить существовавшую систему земельной собственности, поскольку с формированием мелких крестьянских собственников это не могло бы не сказаться отрицательно на темпах накопления капитала. Проблема заключалась в том, как уже говорилось, чтобы способствовать этому накоплению и подготовить условия, при которых стал бы возможен «подъем».
Другие ученые, отвечая на эти доводы, ссылаются на статистические данные, имеющиеся и в нашем распоряжении, начиная с дохода на душу населения (который существенно не менялся в течение всего двадцатилетия с 1860 по 1880 г.). Эти историки отмечают, что создается «общее впечатление… что, какими бы ни были экономические изменения, начавшиеся в эти “подготовительные” десятилетия, они не были достаточно значительными, чтобы оказать действительно определенное влияние на национальную экономику в целом» (А. Гершенкрон). Другими словами, тот факт, что в последние десятилетия XIX в. реально произошел «подъем» итальянской индустриализации, вовсе не означает, что все ему предшествовавшее являлось необходимой к тому подготовкой. Не стоит объяснять медленное экономическое развитие единого государства в первые 20 лет его существования быстрыми темпами роста населения. В значительной степени это тоже исторический элемент: высокий показатель рождаемости часто свойствен тем странам, сельское население которых (в Италии оно составляло 60 % дееспособного населения) в большинстве своем связано с условиями жизни, характеризующимися наличием одновременно двух факторов — избытком рабочей силы и недостаточным уровнем потребления, т. е., когда лишняя пара рук приносит больше, чем съедает лишний рот.
В области экономической политики «правой» мы снова сталкиваемся с тем, о чем уже говорили, когда затрагивали проводимую ею общую политику. «Правая» ограничилась лишь ролью распорядителя наследием Кавура, и она правила Италией так же, как он управлял Пьемонтом. Но Италия — это не Пьемонт: она была сложнее и противоречивее. И «правая» должна была это очень скоро почувствовать.
К установлению порядка