История итальянцев

Именно такова была обстановка в Итальянском королевстве в июле 1914 г., когда произошел инцидент в Сараеве[415] и Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии. Италия все еще оставалась членом Тройственного союза, который незадолго до этого, в декабре 1912 г., был продлен. Среди политических деятелей страны были те, кто, как, например, националисты, полагал, что следует вступить в конфликт на стороне союзников, чтобы заполучить на Балканах то, что было предусмотрено договором по данному вопросу. Но Джолитти поспешно телеграфировал в Париж, что австрийский ультиматум Сербии не является, по условиям договора, казус федерис[416]. Правительство с этим согласилось и объявило о нейтралитете Италии в том мировом конфликте, которому предстояло разразиться в самом скором времени.

Это произошло в июле 1914 г. А девятью месяцами позже итальянское правительство в лице министра иностранных дел С. Соннино без ведома парламента заключило в Лондоне договор с державами Антанты[417]. Италия обязывалась вступить в войну через месяц при условии, если в случае победы ей отдадут Трентино, Южный Тироль, Триест и Далмацию, за исключением г. Фиуме[418]. Месяц спустя 24 мая 1915 г. Италия начала военные действия против Австро-Венгирии.

Последняя восприняла происшедшее как прямое предательство. Даже если это и не вполне справедливое обвинение, если толкование Джолитти договора о Тройственном союзе правомерно и если вспомнить факты истории Италии с июля 1914 по май 1915 г., то трудно отделаться от впечатления резкого «поворота». Пятнадцать лет эта страна вела внешнюю политику в духе умиротворения, совершенно не подготовилась к войне, и решение о вмешательстве в конфликт было принято спонтанно. Даже если ее требования и являлись законными, то не с меньшей степенью уверенности можно было сказать, что большая часть населения войну не одобряла. Против нее выступали и те слои общества, которые находились под влиянием социалистов и католиков, а также большинство членов парламента и Джолитти, все еще остававшийся весомой и влиятельной политической фигурой. Совершенно особую роль в принятии решения о военном вмешательстве сыграли интересы некоторых промышленных групп, в том числе занимавшихся производством черных металлов, связи которых с националистическим движением не были тайной. Но не стоит и упрощать проблему, приписывая активную роль только фабрикантам оружия. Не менее заинтересованными были и другие стороны. В частности, когда представители партии сторонников войны предъявили Джолитти ряд серьезных обвинений, в их числе было и то, что он находился на содержании у Банка коммерчиале, равно как и тот факт, что Джолитти располагал капиталами в немецких банках.

Разумеется, среди интервенционистов[419] хватало известных имен; это, в частности, Луиджи Альбертини, руководитель авторитетнейшего издания «Коррьере делла сера», уроженец Тренто Чезаре Баттисти, бежавший в Италию социалист, а также Л. Биссолати, Г. Сальвемини и Г. Д’Аннунцио. Последний как раз вернулся из Франции, для того чтобы произносить на площади Кварто и на Капитолии пламенные воинственные речи. Непривычным было лишь то, что его не преследовали, как обычно, кредиторы. И, наконец, в рядах этой партии находился Б. Муссолини, самый молодой и самый экспрессивный из сторонников войны. В 1914 г. он вышел из ИСП (по всей вероятности, с французской помощью), основал собственную газету под названием «Иль Пополо д’Италия», на страницах которой с пылом неофита Муссолини славил то, что должна была принести с собой война: возрождение национальной доблести и революционный дух. Толпы студентов и мелких буржуа вышли на площади в «блистательные дни» мая 1915 г., для того чтобы высказать протест против Джолитти и приветствовать начало боевых действий. Немало было и местных антивоенных выступлений рабочих и крестьян, но и тех и других без особого труда могла бы разогнать полиция. Этого не случилось. Более того, первые получили официальную поддержку, ибо правительство и королевский двор решили воспользоваться событиями, чтобы представить принятый в обход мнения парламента и населения Лондонский договор как некое проявление воли народа.