Каковы же истинные причины данного шага? Сопротивление, оказанное французами в битве на Марне[420]
, могло иметь большое значение в принятии такого решения. Кроме того, свою роль здесь сыграло убеждение в том, что конфликт продлится недолго, несмотря на опыт первых военных лет. Сам Джолитти, наиболее пессимистически настроенный на этот счет, утверждал, что война продлится три месяца, но никак не три года. Но не эти аргументы имели решающее значение. Возможно, главную роль сыграло убеждение, будто короткая и победоносная война могла бы помочь восстановлению дисциплины в стране. А это облегчило бы переход к авторитарному, в духе 1898 г., государству, придало бы новое дыхание консервативным силам, стремившимся сохранить существующий порядок, предотвратило бы угрозу восстания. То есть вступление в войну оказалось не только и не столько актом внешней, сколько внутренней политики, чем-то вроде небольшого государственного переворота, облеченного в законную форму. В результате подавляющим большинством голосов парламент отдал самые широкие властные полномочия правительству. Но речь шла о законодательном собрании, утратившем отныне свою свободу действий и попавшем в тиски между полномочиями исполнительной власти и мнением народа. Возможно, что в мае 1915 г., когда Джолитти отказался от борьбы за сохранение нейтралитета страны, он сделал это, уловив, какой отклик находит проблема вступления в войну во внутренней политике. Вероятно, он даже признал положения Лондонского договора, так как отдавал себе отчет в том, что отказ от него повлечет за собой дискредитацию короля, чья подпись стояла под документом, хотя сам он отрицал это в своих мемуарах. Не исключено также, что Джолитти поступил так, поскольку был уроженцем Пьемонта и верным слугой короля.Таким образом, Италия вступила в войну, будучи совершенно к ней не готова — ни психологически, ни с военной точки зрения. Дурман патриотических лозунгов интервенционистов и патетических высот риторики Д’Аннунцио понемногу рассеивался — по мере того как первые санитарные эшелоны стали возвращаться с фронта.
Италия в войне
Итак, объявление Италией войны Австро-Венгрии, а в августе 1916 г. и Германии с военной точки зрения означало ведение позиционных боевых действий, рассчитанных на изматывание противника. Как ни старались итальянская и австро-венгерская стороны переломить ситуацию в свою пользу, к октябрю 1917 г. не произошло никаких значительных изменений в позициях противников: итальянцы расположились на р. Изонцо, а австро-венгры — в долине р. Адидже и на плоскогорье Азиаго. Это зыбкое равновесие было нарушено лишь единожды, когда в августе 1916 г. итальянцы заняли г. Горция. В октябре 1917 г. австро-венгерские и немецкие войска все же смогли прорвать итальянский фронт в районе г. Капоретто[421]
и захватить Венецианскую долину, хотя незадолго до того они потерпели поражение на русском фронте. Их наступление было остановлено только на р. Пьяве, где итальянские воинские части показали себя с лучшей стороны и продемонстрировали успешное сопротивление. В ноябре 1918 г. прекратила свое существование Австро-Венгерская империя, и расформирование ее войск помешало итальянцам перейти в наступление и с триумфом вступить в Тренто и Триест. Италия потеряла на полях сражений 600 тыс. человек убитыми, но в целом показала достойный уровень боеспособности. Вчерашние крестьяне, брошенные в окопы, выполняли свой воинский долг с тем же фаталистическим чувством смирения, с каким тяжело трудились в мирной повседневной жизни. И это если учесть, что в первые два года войны итальянская армия была одной из наименее обученных и хуже всего вооруженных из всех, что сражались на фронтах Европы в то время, и командование ею тоже осуществлялось не лучшим образом. Потому остается только удивляться и воздавать должное мужеству и самоотверженности итальянских солдат. Ведь поначалу вооруженным силам Италии не хватало пушек, пулеметов, грузовиков, офицеров, которых по большей части набирали в спешке. Нетрудно было предвидеть результаты этой политики. Не лучше обстояло дело с высшим военным руководством во главе с генералом Кадорной, который командовал армией вплоть до разгрома под Капоретто. Эти чины часто совершенно не соответствовали занимаемым должностям, а вражда, существовавшая между некоторыми самыми высокопоставленными лицами, мало помогала повышению боеспособности армии. За поражение при Капоретто «красные» и «черные» прозвали Кадорну «пораженцем», причем это прозвище проникло и в ряды вооруженных сил, хотя скорее здесь речь шла просто о нескоординированности командования отдельными армейскими частями.