Вскоре новое обстоятельство отразило изменившуюся обстановку внутри социалистической партии: острый финансовый кризис, переживаемый «Аванти!», дал повод для выявления нараставшего в партии сопротивления политической линии газеты. Атакуемый местными организациями редактор газеты Л. Биссолати вынужден был подать в отставку, которую руководство партии приняло вопреки протестам реформистов. 3 апреля его сменил Э. Ферри. Смысл переворота в редакции «Аванти!» был вполне очевиден: направление газеты должно было соответствовать происшедшему полевению партийных низов. Этот факт — а в еще большей мере переход левых фракций в оппозицию — свидетельствовал о политической радикализации масс и в об ослаблении позиции правительства в парламенте и стране.
Недовольство общественного мнения вызывала не только внутренняя политика кабинета Дзанарделли. Неясным, колеблющимся представлялся и внешнеполитический курс правительства. С приходом этого кабинета к власти Италия, лавируя между Тройственным Союзом (в рамках которого трудно было преодолеть разделявшие ее противоречия с Австро-Венгрией) и другими великими державами, все решительнее стала сближаться с последними. В июне 1902 г., согласившись возобновить договор о Тройственном союзе, Италия одновременно заключила соглашение с Францией (оставшееся в тайне до 1 ноября того же года), которое формально не противоречило Тройственному Союзу, однако фактически сводило на нет обязательства Италии по отношению к ее союзницам[530]
. Не случайно также, что первый визит, который, согласно традиции, молодой король нанес иностранным государствам, привел его в Петербург, ибо Итальянское королевство стремилось установить прочные дружественные отношения с Россией. В то же время со стороны Италии, а также и Англии была проявлена готовность к укреплению отношений между обеими странами, что, в частности, засвидетельствовано было во время посещения Рима Эдуардом VII весной 1903 г. На этом пути итальянские правящие круги надеялись успешнее всего реализовать экспансионистские планы, связанные с Балканским полуостровом, где главным объектом их агрессивных устремлений являлась Албания.Весной 1903 г. не только в правящих сферах, но и в близких к ним политических кругах усилилось недоверие к австрийской союзнице, в которой не без основания видели главного противника проникновения Италии на Балканы. В палате депутатов и в официозной печати выражалось беспокойство и раздражение по поводу наступательной внешней политики Австро-Венгрии и решительно ставился вопрос о компенсации, которую следовало бы получить Италии в случае расширения австрийских владений. При этом столь же решительно и без обиняков велась речь об итальянских притязаниях на Адриатическое побережье. Во время посещения Рима кайзером Вильгельмом II в мае 1903 г. Виктор Эммануил III подчеркнул, что «Италия не может позволить какой-либо другой державе, Австро-Венгрии в особенности, утвердиться в Албании. Высадка ее в Валоне, отделенной лишь узкой морской полосой от итальянского побережья, означала бы конец итальянской династии»[531]
.В этих условиях трудно было рассчитывать на ослабление итало-австрийских противоречий и на упрочение Тройственного союза, а тем более на рост его популярности в стране. Более того: встречая то скрытую, то явную поддержку двора и влиятельных кругов, оживилось антиавстрийское ирредентистское движение, которое, хотя и опиралось на патриотические традиции времен Рисорджименто, однако чем дальше, тем откровеннее принимало агрессивный националистический характер, отражая идеологию зарождавшейся империалистической буржуазии. В конце мая 1903 г. волна антиавстрийских демонстраций прокатилась по всей Италии.
Дипломатические осложнения назревали и на другом внешнеполитическом участке. Важным элементом итальянской внешней политики было, как уже отмечалось, сближение с царской Россией, что обусловливалось прежде всего итало-австрийскими противоречиями. В заявлениях итальянских официальных лиц неизменно подчеркивалось желание укреплять отношения с Россией, что, впрочем, встречало благоприятный отклик в Петербурге[532]
. В этом плане в итальянских правящих кругах придавалось особое значение ответному визиту Николая II в Рим. Однако официозной пропаганде нелегко было создать вокруг ожидавшегося приезда русского царя атмосферу формальной торжественности, а тем паче — искреннего радушия.Вопреки предположениям, будто далекая Россия остается для европейского общественного мнения «малоинтересным незнакомцем»[533]
, на деле эта страна, ее народ возбуждали в Италии живой, все возраставший интерес.