История из Касабланки

– О тебе можно сказать то же самое, – парирую я. В моем собственном голосе нет ярости, только холодная отстраненность. – Это ты весь день отсутствуешь, уходишь еще до того, как я просыпаюсь, и не возвращаешься домой до наступления темноты. Еще один долгий день в офисе, не так ли? Или еще один вечер в баре? Ты ходил выпить в компании или был один?

Он раздраженно проводит пальцами по волосам.

– Не надо так, Зои, пожалуйста. У меня ощущение, что до тебя невозможно дотянуться. Нам нужно поговорить.

Я замечаю, что он снова уклонился от ответа на мой вопрос, и гнев вспыхивает на моих щеках. Я всегда ненавидела, когда меня ставили в зависимое положение, заставляли чувствовать себя подозрительной и беспомощной. Я слышу, как горько прозвучали мои слова, и не собираюсь повторять вопрос. Уклонение от ответа само по себе является исчерпывающим ответом. Уверена, он с кем-то встречался.

Я выкладываю его ужин на тарелку и подталкиваю ее к нему через стойку.

– На самом деле невозможно разговаривать, если тебя все время здесь нет, не так ли, Том? – произношу я как можно ровнее.

Он утомленно смотрит на меня.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Нам нужно снова попробовать проконсультироваться. Я знаю, что в прошлый раз это была катастрофа, но тогда мы оба были совершенно не готовы к этому. Если я найду кого-нибудь, с кем мы могли бы посоветоваться, ты согласишься попробовать еще раз?

Я тупо уставилась на него.

– Я думала, мы уже пытаемся попробовать еще раз, переехав сюда. Я думала, все будет по-другому, как ты обещал. Но схема не меняется, правда? Ты поглощен своей работой либо торчишь в баре или еще где-то в поисках более приятной компании. Я застряла здесь, в этом доме. Какой смысл повторять все это снова? Это не изменит того, что произошло.

Том беспомощно качает головой и поднимает на меня глаза, полные эмоций, которые он всегда так тщательно скрывал, глаза, покрасневшие от усталости и скорби. Этот неожиданно бесхитростный проблеск страдания, всегда усердно скрываемого, действует на меня как физический удар, я непроизвольно вздрагиваю и отвожу взгляд.

– Пожалуйста, Зои. Мы должны попробовать еще раз. Ради тех двоих, которыми мы когда-то были. Я не знаю, куда делась женщина, на которой я женился, но я точно знаю, что хочу найти ее снова.

Его тарелка с остывающей едой стоит между нами, такая же холодная и неприятная, как и этот разговор. Автоматически моя рука поднимается ко рту, и мои зубы разрывают кожу рядом с ногтем большого пальца. Я замечаю это действие, только ощутив вкус крови на ободранной коже. Это, пожалуй, единственное, что я способна чувствовать в настоящее время. И это не позволяет мне говорить правду, говорить то, о чем я потом буду сожалеть. Женщина, на которой он женился, умерла, исчезла – вот что мне хочется ему крикнуть. Ее заменила пустая оболочка жены, способной находить утешение только в обществе своей маленькой дочери. Жены, которая сидит в мансарде и пришивает один треугольник ткани к другому в надежде, что это достаточно надолго займет ее разодранные и кровоточащие пальцы, помогая унять боль.

– Ешь свой ужин, – через силу говорю я. – Уже поздно. Я иду спать.

Мои слова мгновенно гасят накал нашей беседы, буря утихает так же быстро, как и разразилась. Поднимаясь по лестнице, я ощущаю, как ледяная тишина снова опускается позади меня.

Один из голубей внезапно хлопает крыльями, и этот звук вызывает шквал мягких увещеваний со стороны его соседей по крыше. Я бросаю взгляд на Грейс, но она крепко спит, а птицы снова успокаиваются, не разбудив ее.

Закончив шов, я тянусь за маленькой музыкальной шкатулкой, которая стоит на подоконнике. Открываю крышку, рассматривая филигрань, которую годы покрыли слоем мягкой зелени. Ноты плывут в вечернем воздухе, прогоняя тишину и печаль, и я надеюсь, что они наполнят сны Грейс мелодией из далекого прошлого.

Дневник Жози – четверг, 3 апреля 1941 года

Сегодня вечером я не собираюсь много писать, потому что завтра мы отправляемся в поездку, а это значит, что вставать придется рано. Если вы спросите меня, то я скажу, что подготовка к так называемому спокойному семейному отдыху была ужасно долгой. Папа договорился о машине и необходимом количестве бензина, а мама пыталась предусмотреть все остальное, что нам может почему бы то ни было понадобиться. Она беспокоилась, нужны ли нам противомоскитные сетки, хватит ли у нас теплой одежды на холодные ночи, достаточно ли у нас воды и не умрем ли мы с голоду. Я думаю, что время, проведенное нами в лагере беженцев, оказало на нее сильное влияние. Но папа заверил ее, что мы будем останавливаться в очень хороших отелях.