История из жизни одного театра

И Генрих Робертович попытался стать похожим на Владимира Ильича, изобразив хитрый ленинский прищур.

– Но мы же, как мне казалось, всё уже обсудили. – молодой человек развёл руками, показывая насколько сильно он удивлён этим предложением. – Я ведь уже и эскизы привёз. – он беспомощно огляделся в поисках чемодана, где лежали эскизы декораций и костюмов, но вспомнил, что чемоданы внизу.

– Я же не против! – пожал плечами художественный руководитель. – Пусть будет ваша пьеса…

– Я не говорил, что она моя, Генрих Робертович.

– В самом деле? А мне показалось… Но я не об этом. Возможно, что пьеса прекрасная, возможно, что и зрители будут в восторге. Но в нашем театре имени М.Ю. Лермонтова, – Генрих Робертович выделил инициалы поэта. – До сих пор нет его пьес. Когда-то, пол века назад, когда театр назывался именем Чкалова, до сих пор не могу взять в толк какое великий лётчик имел отношение к театру, на сцене шёл Маскарад. Эта постановка настолько вошла в историю, что когда театр решили переименовать, то всплыло имя великого русского поэта. Но спектакль уже давно сняли, а названию надо, хочешь не хочешь, соответствовать. И в управлении культуры нам регулярно напоминают, и зрители в интернете ехидничают, а теперь и журналисты подключились. Мы хотели поставить к двухсотлетию пьесу Испанцы, но не вышло и пришлось ограничиться вечером его стихов. Тогда нам это простили, а в этом году напомнили. Может не побояться и замахнуться? А? Как вы думаете?

– Я не понимаю, – режиссер от отчаяния смотрел в пол, будто боясь, что глаза могут сказать лишнего и тогда беседа совсем потеряет смысл. – Я приехал ставить конкретную пьесу. Не Лермонтова, а именно эту.

– Вот и прекрасно! У Михаила Юрьевича достаточно конкретики. А если постараться, то и спектакль получится вполне конкретным.

– Генрих Робертович, я не хочу ставить Лермонтова. – молодой человек встал и начал оглядываться в поисках своих чемоданов. – Наверное мне лучше сразу уехать.

– Я вас умоляю! Валерий Витальевич… – развел руками главный режиссер.

– Владимирович я. – тоскливо сказал молодой человек.

– Извините! Это я привык с нашим директором постоянно общаться: она – Витальевна, вы – Витальевич…

– Владимирович. – опять поправил столичный режиссер.

– Конечно! А я как сказал?

– Да не важно. – устало выдохнул Валерий Владимирович.

– Вот и я говорю: не важно. Что вы вцепились в эту пьесу? Витальевич, Юрьевич – какая разница? Поставьте Лермонтова. А потом поговорим о вашем … Как его?

– Генрих Робертович, но мы ведь уже говорили. Мы полгода перезванивались, переписывались, встречались и говорили о моей, понимаете, о моей пьесе. А ни о каком не Лермонтове.

– Так всё– таки она ваша? – руководитель театра, спросил это как бы между делом, но его собеседник растерялся на полминуты.

– Какая разница? Моя, не моя… Вы же её читали и согласились, чтобы я её поставил у вас в театре. Даже и не согласились, а попросили. Вы говорили, что вам не хватает современной драматургии, молодой режиссуры…

– Конечно не хватает, и я рад что вы приехали. Но вот пьесу совсем не помню. О чём она?

Валерий Владимирович устало опустил руки.

– О любви, вернее её отсутствии, об одиночестве, о поиске себя…

– Да… – выдохнул Генрих Робертович. – Всё как у Лермонтова. Точно не хотите поставить Два брата?

Молодой человек устало покачал головой.

– Ну, нет – так нет. – неожиданно легко согласился главный режиссер. – За что же вы так классика не любите? Ну, да Бог вам судья. Может сразу поедите к Веронике Витальевне? Вы и вправду чем-то похожи. У неё прекрасная квартира, вам будет очень удобно. Сама она правда не в Лужске, но там её муж и собака. Или всё – таки в гостиницу? Ну как хотите. Пойдёмте посмотрим на ваши чемоданы. Иван Яковлевич их уже всему театру расписал: приехал, говорит, столичный режиссер с огромными баулами.

И Генрих Робертович повел совершенно растерянного молодого человека прочь из своего кабинета.

Глава третья

В небольшом репетиционном зале, находились двое. И лица этих двоих выражали крайнюю степень неудовольствия. Создавалось ощущение, что в тюремную камеру поместили католика и гугенота, но не дали им средств для взаимного уничтожения. И хотя Генрих Робертович и предупредил молодого режиссера, что проводить кастинг не стоит, но он все-таки настоял на своем и теперь пожинал плоды своего упрямства, щедро делясь этими плодами со своим визави.

– Знаете, – произнёс Валерий Владимирович. – Я видел вас в Чайке, в Шиллере, но у меня такое ощущение, что вы всё время играете, даже тогда, когда этого не надо делать. Давайте попробуем какую-нибудь, простую вещь. – он осмотрел небольшой репетиционный зал и взгляд его, не найдя ничего интересного, остановился на стуле. – Вот, просто поднимите этот стул.

Перед Валерием Владимировичем уже стоял и стул, и актер Антон Андреев, который пытался понять насколько серьёзна просьба режиссера.

– Попробуйте. – настаивал тот. – Это, на самом деле, не так просто, как вам кажется. Ваша задача, только поднять стул и ничего больше. Понимаете? Ни одного лишнего действия.