Ливанская война сделалась переломным моментом в истории израильского общества. То была первая война, ведение которой не вызывало в обществе единодушного одобрения. На первом этапе боевых действий и общественность, и средства массовой информации полагали, что кампания похожа на операцию «Литани» 1978 года, которая была начата в ответ на террористические акты, совершенные на Прибрежном шоссе Израиля. Армия обороны Израиля перешла границу с Ливаном, осуществила карательную акцию и вернулась в Израиль. На этот раз речь шла о возможном создании буферной зоны для предотвращения ракетных обстрелов «катюшами» северных населенных пунктов. Первоначально представленная публике операция имела почти безоговорочную поддержку. Как только выяснилось, что операция выходит за установленные рамки, поддержка среди военных и общества ослабла. Правых взбесила критика войны в СМИ. Они утверждали, что правительство в состоянии войны не должно подвергаться критике, так же как сдерживали самого Бегина, когда тот был в оппозиции. Знаменитая статья, опубликованная в то время, называлась Quiet, There’s Shooting («Тихо, здесь стреляют»).
Проблема заключалась в том, что до этого правительства Израиля находились слева от оппозиции, которая была воинственной, всегда готовой поддержать военные операции, но не отступление. На этот раз туфля оказалась на другой ноге; правительство было справа от оппозиции и начало войну, не говоря честно и открыто оппозиции о своих целях. По мере того как война продолжалась, между армией и гражданским населением возникла взаимная обратная связь. Командир бронетанковой бригады полковник Эли Гева подал в отставку и отказался принимать участие в штурме Бейрута – впервые в истории израильских войн старший офицер отказался подчиняться приказам. Действия Гевы отразили разочарование и беспокойство, охватившие армию. Войска чувствовали, что сражаются за цели, выходящие далеко за рамки того, что было необходимо для защиты Израиля. Солдаты с горечью отмечали: «Люди определенно считают, что отдали жизнь и здоровье не ради защиты Израиля, а по чьей-то прихоти»[239]
. Они также чувствовали, что СМИ манипулировали правительством; общественности сообщалось вовсе не то, что они сами видели. Так же и то, что публика видела на экранах своих телевизоров дома и в международных средствах массовой информации, не соответствовало тому, что говорили командиры.ЦАХАЛ – армия, набираемая из солдат резерва, граждан которых призывают к присяге. Это означает, что подлинного различия между гражданской и военной реальностью не существует. Ощущение фальшивых отчетов сверху вниз, от армии к гражданскому обществу и от гражданского руководства обратно к армии, серьезно подорвало доверие в обоих направлениях. Растущее число жертв, понесенных при выполнении задач, которые казались сомнительными и неприемлемыми для широких слоев населения – и даже для армии, – вызвало протесты против такой операции, как вступление в Западный Бейрут, которая, учитывая характер боевых действий в городе, повлекла бы за собой большие потери. Кроме того, безжалостность действий в Бейруте и бомбардировки, приводящие к жертвам среди гражданского населения, вызвали гнев как рядовых военнослужащих, так и их офицеров, увидевших в этих действиях отказ от внутренних ценностей Армии обороны Израиля – принципа «чистоты оружия» и защиты человеческой жизни.
Резня в Сабре и Шатиле подняла бурю возмущения среди израильской общественности. Вероятность того, что ЦАХАЛ даже косвенно несет ответственность, поскольку во время действий фалангистов в лагерях солдаты стояли в стороне и не вмешивались, подорвала моральный образ армии в глазах солдат и гражданских лиц. Подозревая, что в лагерях происходит резня, репортер Радио ЦАХАЛа Рон Бен-Ишай позвонил Шарону, чтобы сообщить ему о своих опасениях. Шарон ничего не сделал. Шокированный репортер отправил Бегину личное письмо: