В 1695 году жителям Переяславля (южного) дана была грамота на майдубурское право
, с тем, чтобы «козакам, якие в городе Переяславле жительство имеют, горелкою отнюдь не шинковати, кроме ситним медом и пивом, а быть той продаже в одном магистрате Переяславском». В 1698 году мы опять встречаемся с враждою черниговской старшины и мещан. Иван Молявка публично ругал «войта и увес маестрат недобрими словами, и толберами называл за то, что они городские доходы на свой приватный расход оборотили». Назначен был в Батурине громадский суд, и на суде свидетели сказали про войта то же самое. Подобную вражду городских жителей мы уже встречали в Киеве.Но пока шли споры, чему быть, аренде или шинкам, пока все, и казаки, и посполитые, думали только о себе, в юго-западную Русь мало-помалу входили кабаки. Все враги Москвы, собиравшиеся в южной Руси, давно уж толковали народу, что вот «возьмут вас царь и Москва, тогда и кабаки введут, горилки и меду нельзя будет делать всякому». Петрик, волнуя народ, говорил против кабаков; Лжепётр,[172]
обещая народу волю, «освобождение от бояр и бороды», прибавлял, что и винное куренье будет вольное. Нежинский протопоп Максим Филимонович в 1657 году писал в Москву к окольничему Ртищеву: «Хотя старшина о той власти (царской) радеют для своего пожитку, и так поспольство страшат, что уж, как царь возьмет в свои руки, то невольно будет крестьянам в сапогах и суконных кафтанах ходить, и в Сибирь или на Москву будут загнаны; для того и попов своих нашлет, а наших туда ж поженут, — только им не хочется кабаков и панства своего отстать, купетцва ради, а не посполитого добра. И царское б величество да изволил, чтоб козаки привращены были, и в Чернигов бы воеводу доброго прислать». Кабаки проникали теперь в Малороссию из соседних украин, московской и слободской, где они уж давно заведены были по городам: в Воронеже (с 1624), на Короче (1663), в Харькове, в Севске, в Белгороде и так далее.Глава XVIII
Кабаки в Слободской Украине
Убегая от ляхов, жители западной Украины покидали свою «батькивщину» и переселялись на левый берег Днепра, в незанятые никем земли нынешних губерний Харьковской, Воронежской и Курской. Величко, проходя с казаками от Корсуня и Белой Церкви на Волынь, плакал над безлюдьем западной Украины: «Поглянувши паки, видех пространные тогобочние украино-малороссийские поля и розлеглые долины, лесы и обширные садове, и красные дубравы, реки, ставы, озера запустелые, мхом, тростием и непотребною лядиною зарослые, — видех же к тому на разных там местцах много костей человеческих, сухих и нагих, тильки небо покров себе имущих, и рекох в уме: Кто суть сия?» На новые жилища или, как говорили тогда, на слободу
(на свободу), шли они со своими думами, со своими обычаями, шли небольшими партиями или многочисленными громадами, и на новых землях, под покровительством московского царя, мало-помалу возникала Слободская Украина, составлялась новая Гетманщина. Рядом с ней лежала другая Украина, московская, в которую входили города: Воронеж, Белгород и другие, давно уже знакомые с кабаками.