История Карла XII, короля Швеции

Августу пришлось самолично приказать всем чинам дрезденского магистрата уже не именовать его более королем Польши и не упоминать сей титул при богослужениях. Менее тягостным было для него освобождение князей Собеских — выйдя из тюрьмы, они сами не пожелали видеть его. Но хуже всего дело обстояло с Паткулем: царь настаивал на его возвращении как своего посланника, а шведский король угрожающе требовал выдачи. Паткуль был заключен в саксонском замке Кёнигштейн. Август хотел и спасти свою честь, и удовлетворить Карла XII. Он отправил охрану для передачи сего несчастного шведам, но одновременно послал коменданту замка тайный приказ устроить для него побег. Однако несчастная судьба Паткуля возобладала над всеми стараниями к спасению. Комендант замка, зная, что он очень богат, решил принудить его купить себе свободу ценою денег. Узник же, все еще надеясь на международное право и зная о намерениях короля Августа, отказывался платить. Тем временем прибыл присланный за ним конвой, и Паткуль сразу был передан четырем шведским капитанам, которые доставили его в главную альтранштадтскую квартиру, где он три месяца провел прикованным тяжелой цепью к столбу. Затем его перевезли в город Казимир.

Карл XII пренебрег статусом Паткуля как царского посланника и не хотел знать ничего, кроме того, что тот родился его подданным, и посему велел военному суду вынести ему приговор по наивысшей строгости. Паткуль был осужден на колесование. Объявить о предстоящей смерти к нему пришел капеллан, но он не сказал, какая именно казнь назначена для него. И тогда человек сей, бросавший вызов смерти в стольких битвах, теперь, оказавшись наедине со священником и не находя уже поддержки для своего мужества ни в славе, ни в праведном гневе, пролил горькие слезы, оплакивая выпавший ему жребий. Он был обручен с одной благородной и достойной саксонской дамой, госпожой Айнсидель, отличавшейся еще и красотою. С ней предполагал он соединиться узами брака почти в то самое время, каковое теперь предназначалось для его казни. Паткуль просил капеллана навестить оную даму со словами утешения и передать, что умирает он с самыми нежнейшими к ней чувствами. Когда привезли его на место казни и он увидел приготовленные колеса и колья, то в судорогах ужаса пал на грудь священника, который со слезами обнял его и накрыл своим плащом. Шведский офицер громко зачитал для всеобщего сведения приговор:

«Да будет всем ведомо, что по именному приказу Его Величества, всемилостивейшего нашего повелителя, сей человек, как предатель Отечества, подлежит колесованию и четвертованию в воздаяние за все его преступления и ради устрашающего для всех других примера. Пусть всякий и каждый хранит себя от измены и верно служит королю».

При словах «всемилостивейшего нашего повелителя» и «предатель Отечества» Паткуль вскричал: «Хороша же его милость! Увы! Слишком усердно служил я моему Отечеству!» Ему было дано шестнадцать ударов, и пришлось вынести ужаснейшие и нескончаемые страдания, какие только можно себе вообразить. Так сгинул Иоганн Рейнгольд Паткуль, генерал и посланник российского императора.

Все те, кто видели в нем лишь изменника королю, почитали таковую смерть заслуженной, но другие, признавая его за ливонца, отстаивавшего привилегии сей провинции, называли его мучеником свободы. Однако и те, и другие соглашались в том, что как царский посланник имел он священное право неприкосновенности. Один лишь шведский король в своем упоении принципами деспотизма не сомневался в справедливости сей казни, хотя вся Европа осуждала его жестокосердие.

Рассеченные члены несчастного были выставлены для всеобщего обозрения и оставались на виду вплоть до 1713 г., когда возвративший себе трон Август повелел собрать сии свидетельства собственного своего альтранштадтского унижения, и они были доставлены в Варшаву. Показывая их французскому посланнику господину де Бюзенвалю, король сказал только: «Вот останки Паткуля», — и ничего более не присовокупил касательно одобрения или осуждения его памяти. Прочие из присутствовавших не решились что-либо добавить к сему, понимая всю деликатность и прискорбность сего дела.