История Карла XII, короля Швеции

Разгромленные датчане укрылись под прикрытием пушек Гельсингборга. Благодаря близости расстояния, датский король в тот же день известился о поражении своей армии и послал флот за ее остатками. Через пять дней после сей баталии датчане поспешно покинули Швецию. Однако они не смогли забрать с собой лошадей и, дабы ничего не досталось врагу, всех их до единой перерезали. Провиант и имущество были преданы огню, остались только четыре тысячи раненых, из коих почти все перемерли как от заразы, распространявшейся смердящими лошадиными трупами, так и вследствие недостатка продовольствия, которого лишили их соотечественники, не пожелавшие, чтобы оно досталось шведам.

Крестьяне Далекарлии, узнав во глубине своих лесов о пленении турками их короля, прислали в Регентский совет депутацию с предложением снарядить на свои деньги двадцать тысяч человек, чтобы освободить его. Сие ходатайство свидетельствовало более о доблести и преданности, но навряд ли могло принести пользу, однако было благосклонно выслушано. Совет, отвергнув его, тем не менее не преминул сообщить о нем королю, присовокупив к реляции о Гельсингборгской битве.

Сии благоприятные известия Карл получил в своем лагере под Бендерами в июле 1710 г. Вскоре новые события еще более подкрепили его надежды.

Уже два месяца, как был смещен великий визирь Кёпрюлю, противившийся намерениям короля. Небольшой двор Карла и все те, кто еще поддерживал его в Польше, повсюду разглашали, что он назначает и свергает визирей и из своего бендерского убежища управляет всей Турцией. Но на самом деле Карл не имел никакого отношения к опале фаворита. Как говорили, единственной причиной падения оного была его неподкупная честность: предшественник Кёпрюлю платил янычарам не из казны султаната теми деньгами, кои вымогал всяческими притеснениями, чего не пожелал делать новый визирь. Ахмед упрекал его, говоря, что он более печется о подданных, нежели о самом императоре: «Предшественник твой, Чорлулу, умел находить другие средства, чтобы содержать мое войско», на что великий визирь ответствовал: «Ежели искусен он был в обогащении твоего высочества поборами, то я горжусь, что не познал сего искусства».

Глубокая таинственность сераля не допускает того, чтобы подобные разговоры просачивались наружу, но именно этот стал все-таки известен после опалы Кёпрюлю. Сей визирь не заплатил головою за свою смелость, поелику истинная добродетель, даже и неугодная, иногда заставляет все-таки уважать себя, и ему было разрешено удалиться на Негропонт [73]. Сии подробности узнал я из писем родственника моего, господина Брюна, первого драгомана[74] при Оттоманской Порте.

Султан вернул из Алеппо Балтаджи Мехмеда, сирийского пашу, который уже был великим визирем. Слово «балта» означает секира, и «балтаджи» — это раб, заготавливающий дрова для принцев крови и самого султана. Именно этим и занимался сей визирь в молодые лета и сохранил свое имя, как это принято у турок, которые не стыдятся ни первоначального своего состояния, ни рода занятий отцов, ни места рождения.

Когда Балтаджи Мехмед был еще слугою в серале, он сумел оказать кое-какие мелкие услуги принцу Ахмеду, бывшему в царствование его брата Мустафы государственным узником. Оттоманским принцам принято оставлять для их развлечения несколько женщин, которые хотя и не могут уже рождать детей (а возраст сей наступает у турчанок весьма рано), но еще достаточно красивы и привлекательны. Став султаном, Ахмед выдал одну из своих любимых рабынь за Балтаджи Мехмеда, и женщина сия интригами сделала своего мужа великим визирем. Но иные происки сместили его, и, наконец, третья интрига вернула на прежнее место.

Когда Балтаджи пришел к власти, в серале господствовала шведская партия. Султанша валиде, любимец султана Али Кумурджи, начальник черных евнухов кизлыр-ага и ага янычар — все хотели войны с царем, на которую уже решился и сам султан. Своим первым же повелением он приказал великому визирю выступить с двухсоттысячным войском противу московитов. Балтаджи Мехмед никогда не бывал на войне, но он не был слабоумным, каковым изображали его шведы. Получая из рук султана изукрашенную драгоценными каменьями саблю, он сказал: «Твое Высочество знает, что с детских лет я был приучен не к мечу, но к топору, чтобы рубить лес, а не командовать войсками. И ежели при всех моих стараниях не смогу я достичь успеха, не суди меня». Султан уверил его в своей благосклонности, и визирь занялся необходимыми приуготовлениями.