В ночь на 25 октября большевики заняли все правительственные учреждения, кроме Зимнего дворца, где находился Совет Республики. Утром 26 министр-председатель и Верховный главнокомандующий Керенский передал власть одному из министров и под предлогом, что он едет к войскам, бежал в Псков, в ставку Западного фронта генерала Черемисова, и потребовал от него частей для защиты Временного правительства – генерал Черемисов отказал. Керенский послал телеграмму генералу Краснову с приказанием двинуть III корпус к Петрограду. Генерал Краснов отдал распоряжение разбросанным частям корпуса стянуться к Луге, но генерал Черемисов отменил это распоряжение. Генерал Краснов, узнав об отмене его распоряжения, прибыл в Псков в ночь на 26 октября и явился для объяснения к генералу Черемисову. Генерал Черемисов не скрыл, что в его план не входит связывать свою судьбу с Временным правительством, и сообщил, что Временное правительство разогнано большевиками, а Керенский скрылся в неизвестном направлении, не сказав о том, что тот находился в то время в его же ставке. Генерал Краснов вышел от Черемисова с «гадливым отвращением» и, узнав, что Керенский находится в Пскове, явился к нему и сообщил, что не только корпуса нет, но и приказания для его сбора отменены. Нет даже под рукой ни одной дивизии. «Пустяки, – заявил Керенский, – вся армия за мной. Я сам поведу и за мной пойдут все». Присутствовавший при этом бывший генерал-квартирмистр Барановский заявил, что генерал Краснов получит не только 1-ю Донскую и Уральскую казачьи дивизии, но и 37-ю пехотную дивизию.
В то же время Керенский изъявил желание поговорить с Казачьим комитетом, но Краснов заявил ему, что после истории с Корниловым имя Керенского непопулярно среди казаков. Керенский, однако, решил поговорить с казаками, но был встречен враждебными криками, и один из офицеров отказался пожать протянутую ему Керенским руку, заявив, что он корниловец. Генерал Краснов был объявлен командующим армией, и он и Керенский с казаками в 700 человек и двумя пушками двинулись в Гатчину. Никакие другие части не присоединились. «С такими силами, – говорил генерал Краснов, – идти на Петроград было бы глупостью». Казаки, не видя других обещанных частей, стали подозревать новый обман со стороны Керенского и непонятную авантюру. Между тем Гатчину занимало до 15 000 человек большевистского сброда, но количество их все время увеличивалось. При подходе отряда генерала Краснова сброд этот объявил себя нейтральным, но, узнав о малочисленности отряда, выслал в отряд для переговоров делегатов. Казаки, тоже не имевшие желания защищать Временное правительство, выслали своих делегатов и просили генерала Краснова арестовать Керенского и выдать его большевикам, за которого другая сторона обещала выдать казакам Бронштейна. Несмотря на большое скопище в Гатчине отрядов большевиков, больше напоминавших разбойников и грабителей, как это отмечали современники, то при приближении казаков, они, естественно, отступили, и генерал Краснов занял Царское Село. Отступая, большевики всячески старались убедить казаков в напрасном кровопролитии, всячески льстили им, обещая всем казакам, офицерам и генералам казачьим при заключении мира амнистию и отправку их на Дон в классных вагонах. Но одним из условий выполнения обещаний большевики требовали выдачи Керенского для предания его народному суду. Отряд казаков терял всякое желание продолжать бои с большевиками, и генерал Краснов отвел отряд в Гатчину. Из Петрограда явился главный делегат Дыбенко и заявил казакам, что в обмен на Керенского они могут выдать казакам Ульянова, обменяв их ухо за ухо. Спустя некоторое время в Гатчину явились новые отряды, и с ними Бронштейн и Муравьев; мир с казаками был установлен, а генерал Краснов был отправлен в Петроград, где подвержен был домашнему аресту.
В Петрограде после бегства Керенского министры должны были организовать защиту столицы и водворить порядок. Они составили обращение к народу, армиям фронта, ко всем губернским, областным и городским комитетам с призывом сплотиться вокруг Совета Республики для защиты и спасения Родины.