История казни

Всю осень и зиму Дарья не выходила со двора, занималась своими делами, но чутко следила за передвижениями председателя. Он не изменил своей привычке скакать на коне галопом по улице, только теперь за ним бежал не один пёс, а два огромных серых волчары. Один бежал справа от стремени, другой — слева. Приземистые, крупные, сытые, с поблескивающей в ясный день шерстью на могучих загривках, псы производили жутковатое впечатление. Теперь, как всеми было замечено, при встрече с председателем милиционер Сытов становился во фрунт, отдавая честь. Простоватые крестьяне Липок качали головами, подозревая за председателем большую силу. Авторитет председателя Дуракова креп, что особенно подчёркивалось им на собраниях, где голос его гремел ещё громче, разительнее, разносясь по всей округе и далеко за пределы; к нему стали приезжать за советом и опытом из Саратова, он учил всех, водил на поля, зимою показывал снегозадержание, летом — травы, сенокос, вспашку под зябь, всё прочее. Он клялся в такой верности партии, лично гениальнейшему её вождю товарищу Сталину, что все приходили в оторопь. Колхоз «Путь коммунизма», по словам председателя, набирал силу и выходил на финишную прямую к сияющим вершинам коммунизма, когда всё зацветёт, как сирень весною. Урожай в прошедшее лето и впрямь собрали отменный; каждый член колхоза получил по шестьсот пятьдесят граммов на трудодень. Председатель праздновал победу. Он ещё резвее скакал по полям в сопровождении псов, орлино поглядывал из-под козырька фуражки, приятно ощущая тяжесть нагана, который теперь носил не в кобуре, а в кармане, как рекомендовали в райкоме. Из-за его широкого командирского пояса постоянно торчала свёрнутая в трубочку свежая газета «Правда», наиболее ценимая им. В одном из номеров чёрным по белому были написаны хвалебные слова о председателе Дуракове, намекалось на его заслуги во время революционной бури в восемнадцатом году.

Как-то раз встретив старика Кобыло на полях, где тот в стареньких полосатых штанцах, найденных женою на чердаке, в плетённых из лыка лаптях и в своём неизменном пегом пиджачишке, под которым синела рубаха, сшитая Дарьей из куска сатина, купленного в открывшейся лавке, что недалеко от пруда, председатель Цезарь Дураков с язвительной улыбкой сказал, показывая на псов:

— Мои звери, что твой чёрт, они имеют нюх на контру.

Псы, словно подтверждая слова хозяина, оскалились и зарычали. Председатель прикрикнул на них и подозрительно поглядел на старика.

— Не бойсь, тебя не тронут, дармоед, — сказал он, ухмыляясь. — Оне ночью и днём не теряют бдительности. Посмотри, что написано в газете: «Если враг не сдаётся, его уничтожают». Горький! Мой любимейший великий пролетарский писатель, написал революционную статью «Мать». Читаю. Всякую контру выводит на чистую воду. Слушай ты, мразь, ты знаешь, — с незлобивой обыденностью проговорил он, обращаясь к старику. — Ты знаешь, кто такой Ленин? Светоч! Он живее всех живых! На земле! А партия и Ленин, а ты и не знал, мразь, что партия и Ленин — близнецы-братья! Ура-а-а! Он родил партию и стал её близнецом, вот что это такое и всякое там разное. Я не смеюсь, я радуюсь партии, её вождю гениальнейшему Сталину и диктатуре пролетариата!

Старик Кобыло молча слушал очередную здравицу председателя в честь вождей и думал о своём. Дураков захохотал, пришпорил коня и понёсся вскачь, забыв напомнить старику о главном. Но когда Кобыло собрался с другими мужиками за рыбой на Волгу, его предупредил милиционер Сытов, что ему нельзя выезжать из Липок.

Кобыло не протестовал; как всегда, на мир он смотрел со спокойствием человека много пожившего, но с единственной ноющей болью в груди, — то давала о себе знать тоска о сыне Иване. Тоска старика напоминает прощание молодого человека с любовью, только нежнее, только грусть окрашена в светлые тона, но безо всякой надежды. Если молодому человеку кажется, что ещё многое впереди, то старик прекрасно знает о несбыточности желаний. Кобыло-старший часто задумывался о прошедшей жизни, лелея в своей душе призрачный свет ярких картин детства, любви к детям, жене. Смутно, отрывочно просматривалась жизнь предков, когда их дела отмечены были печатью славы и удальства. Что необходимо для счастья? Доброе имя, свет любви к Христу. Для Кобыло главным светом всегда было светлое лицо жены, тёплая кожа маленького сына, вековые липы, хранящие память о предках, и, конечно, славная история тех бородатых конников, что в смертельной ярости страшили врагов на юге Руси. Он смотрел на председателя Дуракова с той силой, которая пугала того и вызывала скрытую ненависть, переходившую порою в отчаяние, ненависть наводила на мысль простую, ясную: честность старика, его взгляд были выше и недоступны Дуракову. В них просматривался некий полёт высоко летящей птицы, правившей к разыгравшемуся закату вечерней зари, — когда видишь на розовом фоне охватившего полсвета пламени чёрную точку и лишь воображение рисует остальное.