Наибольшего размаха достиг вывоз промышленного оборудования, причем не только из Германии, но и из стран восточного блока: Польши, Венгрии. Оборудование заводов, прежде всего станки и технологические линии, демонтировались, перевозились в нашу страну и устанавливались на наших заводах. Например, к марту 1946 года из Германии были вывезены 117 тыс. вагонов промышленного оборудования, из Польши – 115 тыс. вагонов, из Венгрии – 2,5 тыс., из Чехословакии – 7,3 тыс., из Манчьжурии – 20 тыс. вагонов[118]
. Всего за это время было вывезено оборудования весом 4 млн тонн. Вывоз оборудования продолжался и позже. Практически целиком перевозились химические заводы, вагоноремонтные, металлургические, авиационные, автомобильные и, конечно, военные. Перевозились заводы и фабрики пищевой и легкой промышленности. Следует заметить, что репарации даже западными союзниками считались справедливым возмещением нашей стране за заводы, разрушенные в 1941-1945 годах. Сам Джугашвили, выбрав натуральный вариант репараций, конечно, считал, что таким образом можно не только быстро восстановить промышленность, но и модернизировать ее за счет передового технического оборудования стран Европы.Но передовым это оборудование было по сравнению с отечественным, советским оборудованием, а для промышленности стран Европы и США оно являлось устаревшим. Таким образом, выбор натуральных репараций в долгосрочном стратегическом отношении закладывал еще большее технологическое отставание СССР.
Проще говоря, перспективнее было выбрать денежный вариант репараций, чтобы закупать более новое оборудование. Но у господина Джугашвили за плечами было всего три-четыре класса семинарии. Еще одним примером экстенсивного развития экономики было широкомасштабное использование труда военнопленных, прежде всего немцев и японцев. В первые послевоенные годы в нашей стране работало около 5 млн военнопленных. Они использовались в самых разных сферах экономики. В административном отношении эта армия бесплатных и большей частью квалифицированных работников подчинялась главному управлению лагерей – ГУЛАГу. Таким образом, роль ГУЛАГа в экономике еще более возросла. Наиболее зримым свидетельством работы военнопленных являются построенные ими высотные здания в Москве, напоминающие то ли замки, то ли готические соборы, и самое высокое здание столицы – здание Московского государственного университета.
Для большинства граждан нашей страны ни репарации, ни труд военнопленных никакой пользы не принесли. Все лучшее, что было получено в ходе репараций, шло в конечном итоге на нужды военного производства. Уровень жизни людей был крайне низким. Как всегда, больше других страдали крестьяне. Колхозников заставляли трудиться в течение большего времени бесплатно – за трудодни, то есть просто за запись о том, что человек работал весь день. В конце года по этим трудодням выплачивалась какая-то компенсация, явно не соответствующая тяжелому труду. Крестьяне оставались на положении крепостных, поскольку в 1930–1950-е годы им не выдавали паспортов, в отличие от жителей городов.
Зачастую бесплатно работали и многие другие. Рабочих, служащих заставляли приобретать облигации государственного займа, то есть человек покупал бумаги, по которым государство обязалось через несколько лет вернуть ему деньги. При правлении Джугашвили ничего возвращено не было. И эти деньги, и деньги, невыплаченные колхозникам, большей частью шли на военное производство. Однако эта концентрация всех усилий, всех материальных и финансовых ресурсов на военном производстве не могла обеспечить даже военной безопасности страны. Во-первых, страна балансировала на грани военного конфликта. Во-вторых, во второй половине ХХ века любое производство, в том числе и военное, стало все больше зависеть от новейших достижений, от кибернетики, электроники, но эти отрасли в нашей стране не развивались, поскольку при Джугашвили кибернетика, например, была объявлена нежелательной из-за идеологических соображений, как и генетика.
Но Джугашвили не мог жить вечно, в марте 1953 года он умер и освободил страну от своей тирании.
2. Сопротивление коммунистическому режиму
Казалось бы, после установления коммунистической диктатуры ни о каком сопротивлении тоталитарному режиму не могло быть и речи. Но это сопротивление было, и в нем участвовали самые разные люди, часто рискуя не только своей свободой, но и своей жизнью.