Все эти интриги жестоко оскорбляли Первого консула. На многократные требования по соблюдению торговых соглашений он отвечал требованием запрещения
известных газет, изгнания Жоржа и Пельтье, удаления французских принцев из Англии. «Дайте мне, — говорил он, — то, на что я имею право, в чем нельзя мне отказать, не становясь сообщниками моих врагов, тогда и я найду средства удовлетворить ваши нарушенные интересы».
Но английское правительство не находило в требованиях Первого консула ни одного, которое могло бы признать справедливым. Касательно запрещения известных газет Аддингтон и Хоксбери со всем основанием отвечали: «В Англии пресса свободна. Возьмите с нас пример, пренебрегайте напечатанными ругательствами. Пожалуй, можно начать процесс с журналистами, но процесс будет идти на ваш страх и риск, враги ваши могут быть и оправданы». Насчет Жоржа, Пельтье и изгнанных принцев лорд Аддингтон не мог представить законного извинения, потому что аНеп-ЫИ присваивал ему право выслать их из государства. А потому премьер-министр только повторял не слишком убедительные слова о необходимости угождать общественному мнению Англии.
Наполеон не довольствовался подобным оправданием и заявлял: «Ваш совет пренебрегать дерзостями газетчиков был бы хорош тогда, когда речь шла бы о дерзостях французских журналистов в самой Франции. У себя на родине можно решиться терпеть невыгоды свободы слова, в уважение выгод, приносимых той же свободой. Но нельзя позволить журналистам оскорблять иностранные правительства и через это портить отношения одного государства с другим. Без газет мы не ссорились бы, а теперь мы едва ли не в войне. Значит, ваши законы о свободе печати несовершенны. Вы можете, пожалуй, позволять говорить что угодно о вашем правительстве, но не должны позволять говорить то же самое о чужом. Впрочем, это невыгода соседства, с которой я готов ужиться.
Но зачем вы терпите в Англии французов, которые так гнусно пользуются в Лондоне вашими свободами, пишут такие позорные статейки? Почему не вышлете из Англии Жоржа с его убийцами, уличенными виновниками в деле адской машины, и епископов Арраского и Сен-Поль-де-Леонского, которые открыто призывают к мятежу британский народ?!
Во что же ставите вы Амьенский договор, согласно которому запрещены любые злоумышления одного государства против другого? Вы дали пристанище изгнанным принцам, — дело, конечно, похвальное, но глава их династии живет в Варшаве*, отправьте же и их к нему. А вы еще позволяете им носить знаки отличия, которые уже отменены французскими законами и являются крайней непристойностью, когда их носят при французском посланнике, нередко находясь за одним столом с ним. Вы требуете от меня заключения торгового договора и дружелюбных отношений между нашими государствами, — так подайте пример доброжелательства, тогда я посмотрю, нет ли средств примирить наши торговые интересы».
К сожалению, человек, стоявший так высоко, смущался тем, что находилось так низко! Мы уже сожалели о его заблуждении на этот счет, и пожалеем еще раз, приближаясь к минуте, когда оно вызвало очень печальные последствия.
Не владея более собой, Первый консул стал платить за ругательства публикациями в «Мониторе»: статьи он часто писал сам, автора можно было узнать по необыкновенной выразительности слога.
Английское правительство жаловалось в свой черед. «Газеты, которые так оскорбляют вас, не являются официальными изданиями, — уверяло оно. — Мы не можем отвечать за журналистов. А “Монитор” — признанный орган французского правительства, да и по самому языку его легко угадать источник мнений».
Такими-то упреками наполнялись депеши двух правительств в течение нескольких месяцев. Но внезапно произошли события, которые дали их гневу пищу более опасную, но и более достойную.
Швейцария, избавленная от власти Рединга, подпала под власть ландмана Долдера, главы партии умеренных революционеров. Вывод французских войск стал уступкой этой партии, чтобы расположить к ней народ, и доказательством того, как усердно желал Первый консул освободиться от швейцарских дел. Однако нужно признаться, что попытка не удалась.
Граф де Лилль, будущий Людовик XVIII.