Такой линии поведения незамедлительно и последовали, но с ошибками, происходящими от характера Наполеона и ничуть не смягчаемыми характером Маре. Выслушав Бубну, Наполеон написал императору Францу в таких выражениях, которые ни по содержанию, ни по форме не были способны завоевать расположение последнего. Наполеон рассказал ему о кампании 1812 года, которую, по его словам, весьма исказили в Вене недоброжелательными пересказами, добавил, что русские ни разу его не победили, что они повсюду оказывались разбиты, что на Березине, в частности, были просто раздавлены; что они никогда не захватывали пленных и пушки на поле боя, а подбирали вынужденно брошенное французами из-за гибели лошадей артиллерийское снаряжение; что кавалерия, оставшись без лошадей, не могла защищать солдат, удалявшихся в поисках продовольствия, что так он терял пушки и людей, и холод, только холод стал причиной того, что следует называть
Затем Наполеон распространялся о своих вооружениях, угрожавших не только его врагам, но и тем из союзников, кто захочет его оставить, что адресовалось непосредственно Пруссии и косвенно Австрии. В заключение Наполеон заявлял, что желает мира, несмотря на уверенность в том, что по весне отбросит русских на Вислу и Неман, и предложил бы его, если бы кампания закончилась на неприятельской территории; но не считает достойным предлагать мир при настоящем положении вещей и потому принимает вмешательство Австрии и соглашается на отправку полномочных австрийских представителей к воюющим дворам. Не уточняя условий мира, он добавлял, что может указать их основу немедленно, ибо не намерен допускать иной.
Никогда, сказал Наполеон, он не согласится отделить от Империи то, что было присоединено к ее территории сенатус-консультами. Рим, Пьемонт, Тоскана, Голландия и ганзейские департаменты нерушимы и неотделимы от Империи. Рим и Гамбург, что бы ни случилось, должны иметь французских префектов! Наполеон не объяснялся по поводу герцогства Варшавского и не говорил, что намерен с ним сделать. Он не исключал возможности некоторого увеличения Пруссии (главнейший предмет для тех, кто стремился к восстановлению Германии), но заявлял, что не согласится ни на какое территориальное увеличение России и готов только освободить ее от обязательств Тильзитского договора, то есть от пут континентальной блокады.
Что до Англии, Наполеон ограничился письмом, написанным лорду Каслри перед отбытием в Россию, где он выдвигал в качестве основы переговоров принцип
Невозможно было вообразить более неосмотрительного заявления. Показывая свою гордость Европе, дабы она не злоупотребила нашим унынием, не следовало выдвигать условий, которые делали невозможными какие бы то ни было переговоры и, отнимая у Австрии всякую надежду привести Францию к миротворческому плану, вынуждали венский двор тотчас принять решение и толкали к измене альянсу, каковую следовало, даже предвидя ее и покорившись ей, как можно дольше оттягивать.
Важно было в ту минуту угадать желания Австрии и удовлетворить их в той мере, какая могла привязать ее к нам. А она желала освобождения Германии от французского ига, поистине нестерпимого, ибо, помимо Рейнского союза под открытым протекторатом Франции, французских префектов в Гамбурге и в Любеке и французского короля в Касселе, мы почти обратили в прах Пруссию. Конечно, Австрия не питала любви к Пруссии; но оставить эту державу столь ослабленной значило отказаться от одной из главных сил германской конфедерации. Австрия не хотела возвращать себе императорскую корону (бремя более тягостное, нежели славное), но хотела вновь обрести независимость в независимой Германии и играть главную роль в Германии восстановленной; для себя она хотела возвращения Иллирии, исправления границы по Инну и избавления от Великого герцогства Варшавского, ибо совсем не верила в восстановление Польши и в любом случае не намеревалась платить за него Галицией. Австрия до сих пор не выражала ни одного из этих пожеланий, но довольно было и знакомства с ее положением, чтобы их предвидеть. Нужно было полностью утратить здравое представление о вещах, чтобы отнимать у нее даже надежду на исполнение этих пожеланий, в особенности при таких конкурентах как Россия и Англия, которые могли ей предложить, помимо полной перемены в Германии, возвращение всего, что она пожелает, в Италии, Баварии, Швабии и Тироле, всего, что составляло некогда ее славу и могущество и при мысли о чем она продолжала испытывать боль и сожаления.