История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Но в то время как Наполеон искал сражения, его главный противник отказывался таковое давать. Князь Шварценберг имел все основания страшиться прямого столкновения с Наполеоном, который по его предположению располагал значительными силами, и ставить участь коалиции в зависимость от исхода одного сражения. Ему доставляли преувеличенные донесения о численности войск, прибывших из Испании, а что до их достоинств, он познакомился с ними сам в бою при Нанжи. Силы Наполеона Шварценберг оценивал не менее чем в 80—90 тысяч человек, возбужденных победой и чрезвычайной ситуацией. Будучи отделен от Блюхера и не зная, что тот находится поблизости, он оценивал собственную армию в 100 тысяч человек, и эти 100 тысяч не были так же хорошо сконцентрированы, как войска Наполеона, а потому ему казалось неблагоразумным рисковать. Ведь в случае поражения союзники были бы разом отведены к Рейну, за один день потеряли бы плоды двух кампаний последних двух лет и сделали бы своего общего притеснителя как никогда требовательным! Для австрийцев, которым победа сулила только усиление верховенства русских и которые рисковали за день потерять всё, что приобрели за год и что Наполеон предлагал им без боя, выгода от продолжения борьбы уже не стоила труда.

Хотя письма Наполеона слишком явно обнаружили намерение разделить его врагов, они всё же разделили их немного, наведя австрийцев на вполне естественные размышления. К тому же к доводам в пользу перемирия

добавилось еще одно тревожное обстоятельство. В то же время как пришло известие о движении через Орлеан к Парижу мощного подразделения Испанской армии, прошел слух о прибытии из Перпиньяна в Лион еще более сильного подразделения под командованием самого Сюше. Граф Бубна, размещенный между Женевой и Лионом, опасался столкновения с более чем 50-тысячной армией, требовал немедленной помощи и предвещал великие несчастья, если не снизойдут к его мольбам. В самом деле, что станется с ними, если дать и проиграть сражение во Франш-Конте, в тылах союзнических армий?

Чтобы предупредить столь досадное происшествие, нужно было незамедлительно отправить Бубне хотя бы 20 тысяч человек, то есть сократиться до 80 тысяч и тем самым очутиться перед Наполеоном с силами, едва ли не равными его собственным, что было бы чудовищной неосторожностью. Оставался, правда, Блюхер, нынешняя сила которого не была известна, в отличие от его крутого нрава и непослушания, и потому бессмысленным казалось надеяться получить в свое распоряжение его 40—50 тысяч солдат.

В силу этих доводов Шварценберг предпочел уклониться от генерального сражения, отойти на Бриенн, Бар-сюр-Об и Лангр, дождаться обещанных подкреплений и послать 20 тысяч человек Бубне через Дижон. Наполеону же, дабы предохраниться на время от его нападения, он решил предложить перемирие, которое могло и привести к миру, а если не приведет, то позволит обеспечить победу.

В тот же день, 22 февраля, эти доводы в присутствии трех государей обсуждались генералами и послами коалиции на совете в штаб-квартире. Хотя партия непримиримых и лишилась Блюхера и его штаба, находившихся в Мери, у нее нашлись всё же приверженцы, и от ее имени было сказано, что отступление означает слабость, моральное воздействие которой окажется пагубным; что в создавшемся положении нужно победить или погибнуть; что воссоединение с Силезской армией обеспечит почти двойное численное превосходство над Наполеоном и победу, ибо недостойно думать о возможности поражения при соотношении сил двух против одного; что попятное

движение до основания разрушит положение коалиции; что возвращение в Лангр означает перемещение в бедный и вдобавок разоренный недавним пребыванием армий край, где невозможно выжить; что за отступлением на Лангр последует отступление на Безансон; что отступать подобным образом — значит вернуть Наполеону весь его престиж и всех сторонников и побудить французских крестьян, уже истреблявших одиноких солдат, к массовому мятежу и истреблению всех неорганизованных в корпуса солдат; словом, что колебания и отступление означают гибель.