Но вдруг самое неожиданное и прискорбное известие дошло до Наполеона. Суассон, который был ключом к Эне и который император позаботился снабдить достаточными средствами обороны, открыл Блюхеру ворота и пропустил его к Эне! Кто же так внезапно переменил ход событий и сделал положение, несколькими часами ранее грозившее неприятелю смертельной опасностью, крайне опасным для нас самих? Ведь Блюхер не только ускользнул от нас и был теперь защищен Эной, он еще и присоединил Бюлова и Винцингероде и достиг численности в 100 тысяч человек! Кто же мог так переменить роли и судьбы?! Слабый человек, который не был ни предателем, ни трусом, ни даже плохим офицером, дрогнул
от угроз неприятельских генералов и сдал Суассон. Вот как свершилось это событие, самое прискорбное в нашей истории после события, которому суждено было свершиться годом позднее между Вавром и Ватерлоо.
Суассон впервые попал в руки союзников после гибели генерала Рюска и был отбит маршалом Мортье, когда тот пустился в погоню за Сакеном и Йорком. По приказу Наполеона, понимавшего важность Суассона в нынешних обстоятельствах, Мортье позаботился о сохранении этой позиции. Его предписание, дополненное Наполеоном, требовало сжечь здания предместий, стеснявшие оборону, и заминировать мост через Эну, дабы взорвать его при приближении врага, что должно было, при невозможности сохранить город, отнять его и у неприятельских войск. В качестве гарнизона в Суассон отправили тысячу пехотинцев-поляков, которым должны были оказывать помощь две тысячи национальных гвардейцев, а комендантом назначили генерала Моро (однофамильца знаменитого Моро), вовсе не слывшего плохим офицером. К несчастью, именно в этом назначении и крылось слабое место обороны.
На берегах Эны 1 и 2 марта появились две неприятельских армии — одна на правом, другая на левом берегу. По правому берегу к Суассону подходил возвращавшийся из Бельгии Бюлов, по левому приближался Винцингероде, подходивший из Люксембурга. Оба понимали капитальную важность позиции, которую им предстояло захватить. Проведя 2 марта безрезультатный артиллерийский обстрел крепости, они выступили на следующий день с самыми жестокими угрозами, пообещав генералу Моро уничтожить весь его гарнизон.
Крепость могла продержаться не более двух-трех дней, ибо продолжительное сопротивление тысячного гарнизона пятидесятитысячной армии было невозможно. Две тысячи национальных гвардейцев так и не явились поддержать поляков; дома, мешавшие обороне в предместьях, не были снесены, а мост не заминирован — и всё это по вине коменданта. Все обстоятельства были против нас, но поляки, старые солдаты, предлагали обороняться до последнего; кроме того, с Марны доносился гром пушек, что указывало на скорое прибытие Наполеона
и обнаруживало всю важность позиции (впрочем, о важности позиции можно было догадаться и по настойчивости неприятеля). Тем не менее Моро, поколебленный угрозами, согласился 3 марта сдать крепость, только день потратив на обсуждение условий. Он хотел выйти из крепости со своей артиллерией. Граф Воронцов, присутствовавший при переговорах, сказал по-русски одному из генералов: «Пусть забирает свои пушки и мои заодно, только даст нам перейти через Эну!» Поэтому при обсуждении условий неприятель выказал сговорчивость и уступил Моро самую почетную капитуляцию, вынудив его совершить поступок, едва не стоивший ему жизни, лишивший Наполеона империи, а Францию — ее величия.
Вечером 3 марта Бюлов и Винцингероде соединились на Эне, и днем 4-го Блюхер нашел открытыми ворота, которые должны были быть заперты, и подкрепление, которое довело его армию до ста тысяч человек. Он был в мгновение ока спасен от последствий собственных ошибок и от ужасной участи, какую готовил ему Наполеон.
Узнав, что Суассон открыл ворота, Наполеон был охвачен глубокой тревогой, ибо опасность, оставив Блюхера, внезапно нависла над ним. Ведь Блюхер получил в свое распоряжение 100 тысяч человек, а Эна, которая должна была послужить его гибели, стала его щитом. Нам же оставалось либо переходить через Эну с 50 тысячами на глазах 100 тысяч, что было бы величайшей дерзостью, либо удаляться от реки и возвращаться к Сене, да еще с непонятной целью, ибо невозможно было предстать перед Богемской армией, не разбив предварительно Силезскую.
Между тем Наполеон знал истину только отчасти, ибо ему еще не было известно, что Блюхер приобрел над ним двойное численное превосходство. Наполеон не отказался от преследования, ибо невозможно было возвращаться к Шварценбергу, не разбив Блюхера. Идти за Блюхером за Эну нужно было любой ценой, и идти немедленно, прежде чем неприятель уничтожит переправы через реку. И Наполеон, тотчас после получения сокрушительной новости утром 5 марта, отдал соответствующие приказы.