История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Александр вернулся к беседе с переговорщиками, но был рассеян и будто едва слышал то, что ему говорили. Затем он ненадолго удалился, чтобы наедине переговорить с союзниками, но вскоре возвратился и теперь вел себя твердо, говорил решительно и объявил, что следует отказаться и от Наполеона, и от Марии Луизы. Франции и Европе подходят только Бурбоны; армия, от имени

которой здесь говорят, уже разделилась, ибо он только что узнал о переходе под знамена временного правительства целого корпуса, и вся армия, несомненно, последует его верному примеру и тем самым окажет Франции услугу. Слава и интересы армии будут тщательно соблюдены, а призванные на трон принцы будут опираться на нее. Наполеону же надлежит довериться лояльности госуда-рей-союзников: с ним и с его семьей обойдутся приличествующим его прошлому величию образом.

Произнеся эти слова, Александр удержал на несколько минут Коленкура и в краткой беседе дал ему понять, что последние сомнения союзников рассеялись вследствие события, случившегося ночью на Эсоне, ибо с этой минуты стало понятно, что Наполеон более не способен что-либо предпринять и ему остается только покориться судьбе. Император Александр повторил заверения в самом великодушном обращении с Наполеоном, не скрыл, что, возможно, поторопился, предложив остров Эльба, но добавил, что выполнит обязательство, и недвусмысленно обещал добиться предоставления Мари Луизе и королю Римскому княжества в Италии. Затем он отослал Коленкура, настояв, чтобы тот как можно скорее возвращался с полномочиями от своего повелителя, дабы завершить переговоры, ибо с часу на час положение Наполеона ухудшалось настолько же, насколько улучшалось положение Бурбонов, и возмещения, которые были готовы ему предоставить, могли сильно уменьшиться.

Так свершилось отступничество маршала Мармона. Если бы поступок маршала состоял в том, что он предпочел Бурбонов Наполеону, мир — войне, надежду на свободу — деспотизму, не было бы ничего проще, законнее и благовиднее. Но, даже не учитывая долг благодарности, нельзя забывать, что Мармон был облечен личным доверием Наполеона, вооружен и занимал на Эсоне позицию основополагающего значения. Оставление такой позиции со всем армейским корпусом, вследствие тайного соглашения с князем Шварценбергом, означало не выбор гражданина, свободного в своих желаниях, между одним правительством и другим, а выбор солдата, переметнувшегося на сторону врага!

Три полномочных представителя вернулись в Фонтенбло с окончательным ответом государей-союзников к вечеру 5 апреля. Маршал Ней, осыпанный ласками временного правительства, взялся раздобыть и доставить безусловное отречение Наполеона. Поэтому он не дождался двух своих коллег, желая то ли остаться наедине с самим собой, то ли быстрее сдержать данные обещания. Наполеона он нашел уже осведомленным об отречении 6-го корпуса, как никто точно оценившим его военные и политические последствия, впрочем, спокойным и выказывающим тем больше величия, чем сильнее ожесточалась против него фортуна. Наполеон вежливо поблагодарил Нея за выполнение миссии, но не стал расспрашивать, догадавшись по его поведению и по тому, как он торопился прибыть первым, что маршал горит желанием содействовать развязке и поставить ее, быть может, себе в заслугу. Он почти безответно выслушал всё, что хотел сказать Ней, а тот долго распространялся о бесповоротном решении государей, о невозможности добиться его изменения, о воодушевлении, с каким выступали в Париже за мир и за Бурбонов, о состоянии разрухи в армии и о невозможности добиться от нее новых усилий. Тем не менее он не отступил от должного почтения к повелителю, перед которым он и его товарищи по оружию усвоили обыкновение склонять голову.

Терпеливо и холодно выслушав маршала, Наполеон отвечал, что подумает и даст знать о своем окончательном решении завтра. После встречи Ней, торопясь исполнить обещание, поспешил составить Талейрану письмо. Рассказывая о возвращении в Фонтенбло и безуспешности утренних переговоров, ставшей следствием, писал он, непредвиденного события (события на Эсоне), Ней добавлял, что Наполеон, убедившись, что поставил Францию в критическое положение и ему теперь невозможно самому спасти ее, выказал решимость предоставить свое безусловное отречение. Вслед за этим утверждением, по меньшей мере преждевременным, маршал добавлял, что надеется сам доставить подлинный и безоговорочный акт отречения. Письмо было отправлено из Фонтенбло в половине двенадцатого вечера.