История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

К своему сообщению Меттерних добавил несколько чрезвычайно важных объяснений. Он сказал, что до вечера 10 августа у Австрии не будет договоренностей с воюющими державами, что до тех пор она сможет вести конфиденциальные переговоры с Наполеоном, принимать его предложения и даже навязывать их державам коалиции, но начиная с 11-го, она будет связана с ними, не сможет ничего выслушивать, не сообщая им об этом, и будет вынуждена не допускать никаких условий мира без их согласия.

Эти замечания заслуживали самого серьезного внимания, ибо разница между переговорами 10-го и переговорами 11-го или 12-го состояла в зависимости от Австрии, которая желала мира, потому что боялась войны, и в зависимости от держав коалиции, которые не хотели мира, потому что от войны ожидали большего.

Ответ, доставленный Меттернихом 8 августа и переписанный днем, мог дойти до Наполеона только 9-го, и действительно дошел до него 9 августа в три часа после полудня. Надо было бы, подписываясь под жертвами, которых от него требовали и которые являлись только жертвами самолюбия, решиться на них тотчас и отправить ответ прямо вечером 9-го, дабы утром он прибыл в Прагу, сопровождаемый полномочиями для Коленкура. Но ничего этого Наполеон, к сожалению, не сделал.

Проведя всю ночь с Маре за проверкой и перепроверкой списков личного состава и убедившись, что может противостоять всему, Наполеон счел должным настаивать на своих условиях и не делать ради мира никаких уступок. Вот условия, на которых он остановился. Он соглашался пожертвовать Великим герцогством Варшавским, но не хотел, несколько увеличивая Пруссию, вознаграждать ее за то, что он называл предательством. Он допускал, что ей будет предоставлена наибольшая часть герцогства, даже всё герцогство целиком, если Россия и Австрия согласятся на такую жертву ради нее; но он хотел отбросить ее за Одер, забрать у нее в пользу Саксонии Бранденбург, Берлин и Потсдам, то есть ее родную землю и ее славу, поместить ее между Одером и Вислой, сделав таким образом скорее польской, нежели германской державой, предоставить ей выбрать столицей Варшаву или Кенигсберг и не отдавать ей Данциг, который вновь сделается свободным городом. На ее месте, между Одером и Эльбой, он хотел поместить Саксонию и присвоить ей всё пространство, протиравшееся от Дрездена до Берлина. Что до Любека, Гамбурга и Бремена, это были части конституционной территории Империи, и Наполеон не терпел, чтобы о них даже заводили речь. Забрать же у него титул протектора Рейнского союза значило желать ему унижения, поскольку признавалось, что титул этот абсолютно пустой. Что до Иллирии, Наполеон готов вернуть ее Австрии, но оставив за собой Истрию, то есть Триест, единственный предмет, которого Австрия пламенно желала. Он намеревался также сохранить несколько позиций за Юлианскими Альпами, такие как Виллах и Гориц, словом, все выходы в Иллирию, заявив, что без этих позиций не может быть уверен в безопасности Венеции (то есть что не будет чувствовать себя в безопасности у себя дома, не располагая ключами от дома чужого). На этих условиях Наполеон был готов заключить мир, не считая себя обиженным, и соглашался вернуться со своими армиями на Рейн. При других условиях он предпочитал годами бороться против всей Европы. Вот такие предложения были рождены размышлениями той роковой ночи.

Тем не менее, поскольку не было ни малейшего шанса, что Австрия сможет добиться от своих будущих союзников оставления Пруссией Берлина, дабы составить из Саксонии фальшивую Пруссию, без прошлого, без содержания, без реальности, он разрешил Коленкуру отказаться от этого первого проекта, если он не будет принят. В этом случае он соглашался оставить Пруссии, помимо предоставляемых ей частей герцогства Варшавского, все ее бывшие владения между Одером и Эльбой, оставив свободным городом Данциг, по-прежнему не допуская разговоров о Любеке, Гамбурге, Бремене и Рейнском союзе и возвращая Иллирию только при условии удержания Истрии и Триеста, потому что, повторил он, желать Триеста — значит желать Венеции.

Утром 10-го Наполеон послал свои последние решения Коленкуру. Курьер, который их нес, не мог прибыть раньше 11-го. Наполеон вовсе не тревожился по поводу задержки и в ожидании ответа отдавал все необходимые распоряжения о возобновлении военных действий 17 августа.

День 10-го протек в Праге без известий из Дрездена, к великому удовлетворению переговорщиков Пруссии и России, к великой скорби Коленкура и к великому сожалению Меттерниха, который хоть и принял решение, но не мог думать без страха за Австрию об ужасе новой войны с Францией.