История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Прибегнув к способу действия, весьма обыденному Для правительства, которое упорствует в заблуждениях и видит в проявлениях общественного мнения акты, нуждающиеся в подавлении, а не уроки, наводящие на размышления, Наполеон развернул против духовенства целый ряд суровых мер, более чем странных смелостью произвола. Духовенство, естественно, не пренебрегало никаким случаем приумножить враждебные манифестации, особенно в Бельгии, и своимй ошибками провоцировало ошибки власти. Конкордат Фонтенбло, с выдающейся недобросовестностью отвергавшийся тайной корреспонденцией кардиналов, рассматривался всем духовенством как несостоявшийся. Упорно не признавались новые прелаты, назначенные Наполеоном и так и не утвержденные Пием VII, несмотря на его обещание. Новые епископы Турнейский и Гентский, захотев явиться в свои епархии и совершать богослужения в своих митрополиях, вызвали настоящий мятеж со стороны духовенства и верующих. Когда они выходили к алтарю, священники и паства разбегались, оставляя прелатов почти в одиночестве перед дарохранительницей. Турнейские и гентские семинаристы участвовали по внушению своих преподавателей в беспорядках. В число провинившихся попала также некая ассоциация женщин, бегинок, которые жили в Генте в общине, не подвергая себя строгостям монастырской жизни; ассоциацию обвиняли в том, что она оказывала на духовенство огромное влияние.

Наполеон приказал разогнать бегинок, заключить в государственные тюрьмы нескольких членов турнейского и гентского капитулов, других выдворить в отдаленные семинарии и подобным же образом действовать в отношении преподавателей. Достигших восемнадцатилетнего возраста семинаристов он повелел отправить в полк в Магдебург на том основании, что они, подпадая под закон о конскрипции, освобождались от него, чтобы сделаться служителями культа, а не пособниками волнений, и теперь подобная милость прекращается по воле государя, ибо он счел, что ее более не достойны. Тех же, кому еще не исполнилось восемнадцати, надлежало отослать в их семьи.

Непрестанно обдумывая, как набрать в армию людей, Наполеон задумал новый вид призыва, который надеялся сделать легко переносимым, придав ему характер срочности и местного назначения. Например, поскольку под угрозой вследствие последних событий в Испании оказалась пиренейская граница, Наполеон задумал призвать 30 тысяч человек из четырех последних призывов во всех департаментах от Бордо до Монпелье. Поскольку новобранцы призывались защищать собственную землю, такой призыв был в некотором роде подобен призыву к крестьянам защищать их хижины, а к горожанам — их собственные города. Срочность нужды должна была заставить жалобы умолкнуть, ибо теперь никто не смог бы сказать, что Наполеон забирает людей, чтобы отправить их умирать на Эльбе и Одере ради служения его честолюбию. Поскольку мысль показалась ему замечательной, он захотел применить ее к северным и восточным департаментам, обратившись к департаментам старой Франции (которые уже в течение двадцати лет несли на себе всё бремя войны) и затребовать у них 60 тысяч человек. Но поскольку его призывы начинали слишком походить на всеобщую воинскую повинность, Наполеон решил отложить второй призыв на два-три месяца. Тем не менее 30 тысяч человек из департаментов, соседствующих с Пиренеями, он приказал призвать безотлагательно.

Соединяя с этими трудами непрерывные смотры войск и постоянные инспекции снаряжения, Наполеон не смог уделить много времени императрице, но осыпал ее самыми нежными свидетельствами привязанности, одновременно искренними и расчетливыми. Он не хотел, чтобы общественное мнение перенесло вину за новую войну с Австрией на брак, который он по-прежнему считал полезным для своей политики, и желал оставить австрийского императора под бременем прежних обязательств в отношении дочери, ибо чем лучшим мужем Наполеон себя выказывал, тем менее он освобождал Франца от обязанности быть хорошим отцом. Наполеон уступал, следует признать, и склонности собственного сердца, ибо был тронут привязанностью, которую, казалось, внушил благородной дочери цезарей. Желая поберечь ее, он даже не сказал ей, что война неизбежна и будет серьезной; тогда как в письмах к Евгению в Милан, к Раппу в Данциг, к Даву в Гамбург признался в истинном положении дел и предписывал быть готовыми к 17 августа. Он даже рекомендовал Камбасересу обеспечить отъезд Марии Луизы до окончания перемирия, дабы она Узнала о военных действиях лишь через много дней после пх возобновления и, быть может, после какого-нибудь великого сражения, способного ее успокоить. Так он хотел отвлечь и утешить жену и заставить Францию полюбить эту молодую женщину, регента Империи, мать и опекуншу его сына, которой назначалось заменить его, если он падет от неприятельского ядра.