История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Решение не наступать сразу же на Севастополь после победы на Альме, бывшее предметом ожесточенных дебатов среди командования союзников, и сегодня остается спорным вопросом исторических исследований. Согласно первоначальному плану, который был представлен первым лордом Адмиралтейства Грэмом, британские и французские силы должны были нанести решительный удар по Севастополю и захватить его, разрушив военно-морскую инфраструктуру города и затопив корабли Черноморского флота[435]. План подразумевал захват Звездного порта на северном берегу, что считалось ключом к прорыву оборонительных укреплений Севастополя. Изначально задумывалось, что эта операция будет иметь характер скорее стремительного рейда, чем длительной кампании в Крыму[436]. Дело в том, что время и ресурсы союзников были ограниченны — они позволяли достичь поставленной цели лишь до прибытия к русским серьезных подкреплений и до наступления зимы. Отказ от решительного удара, оперативного подхода, основанного на стремительности и дерзости и использующего растерянность и беспорядок в русской армии после сражения на Альме, был чреват изменением хода и продолжительности всей операции и превращением ее в долгую кампанию. Несмотря на то что решительный удар представлял собой, как проницательно заметил историк военно-морского флота Эндрю Ламберт, «единственный жизнеспособный метод взять Севастополь имеющимися силами», Бергойн с самого начала не верил в этот план. С учетом того, что союзникам так и не удалось захватить весь Севастополь, несмотря на 349-дневную осаду, вывод Ламберта, что «столкновение плана [Бергойна] с идеей стремительного рейда привело к неудаче обоих», следует признать верным[437].

Утром 21 сентября 1854 г. Раглан собирался последовать первоначальному плану и как можно скорее атаковать Севастополь с севера (см. карту 6). Однако, по мнению Вудхэм-Смит, «французы сомневались… укрепления могли оказаться слишком мощными»[438]. Эта точка зрения основана на выводах Кинглейка, который возлагал вину за неспособность союзников придерживаться первоначального плана на несчастного Сент-Арно. Он рассказывает, что французский главнокомандующий отказался от дальнейшего наступления с поля боя на Альме, потому что его войска нуждались в отдыхе и перегруппировке; кроме того, он опасался, что русские займут оборону на реке Бельбек, и тогда французы «понесут потери, которые они не могут себе позволить»[439]. Эта британская версия предполагает, что умирающий французский главнокомандующий стал излишне осторожным, в сущности, возлагая на него вину за неспособность взять Севастополь с марша. Более того, такая интерпретация замалчивает тот факт, что именно нетерпеливый Сент-Арно заставил британцев покинуть пляжи Каламитского залива и быстро выдвинуться в сторону Севастополя, на чем он должен был настоять и после Альмы[440]. Более того, именно Сент-Арно предложил смелый план маневра, чтобы разбить русских на Альме, который Раглан разрушил характерной для него беспечностью и даже нерешительностью. Опытный солдат, Раглан никогда не командовал подразделением, не говоря уже об армии, в бою. Британский главнокомандующий сомневался в разумности атаки Севастополя с севера. Кинглейк полагает, что на Раглана повлиял рассказ Олифанта о плохом состоянии оборонительных сооружений на юге[441]. В таком случае часть ответственности за изменение плана лежит и на Раглане.

Отсутствие точных и своевременных разведданных привело к тому, что командующие союзников чрезмерно полагались на сомнительные сообщения (вероятно, от информаторов из числа татар), что северный берег защищен лучше южного[442]. Удивительно, но нам не известно о рекогносцировке, которая была проведена для подтверждения этих фактов. Тем временем 21 сентября Тотлебен и его разношерстная команда из солдат, моряков и горожан упорно трудилась над усилением обороны Севастополя. На решение союзников не атаковать Севастополь с севера повлияли — а возможно, и определили его — рекомендации Бергойна и Раглану, и Сент-Арно. У последнего могли быть сомнения, но в целом вину не следует перекладывать на французов. Автор последующего «флангового марша» на Балаклаву был уважаемым и опытным инженером, фактически стратегическим советником Раглана. Принятие этого плана означало отказ от решительного удара и переход к планомерной осаде[443]. Роль Бергойна здесь трудно переоценить; точно так же последствия изменения плана серьезно повлияли на всю кампанию, втянув союзников в жестокую, кровавую и длительную битву за Севастополь. После окончания войны Бергойн подвергся критике за этот совет. Кинглейк, признавая долгую и достойную службу Бергойна в армии, заявлял, что «он, вероятно, был склонен совершать ошибки под воздействием неоспоримости собственных аргументов». Хотя замечание Кинглейка, что «суждение человека, глубоко разбирающегося в осадах крепостей, естественно, должно быть в той или иной мере искажено его профессией», вряд ли можно назвать справедливым[444].