В Севастополе солдаты гарнизона, моряки и жители города ждали, что союзники появятся на рассвете 21-го числа, а затем начнется интенсивная бомбардировка города с суши и моря. Русские командиры обсуждали, что можно предпринять, и опасались худшего. Меншиков, во время сражения на Альме словно парализованный нерешительностью, под давлением обстоятельств очнулся и издал несколько разумных приказов. Он пришел к выводу, что бесполезно пытаться задержать союзников на реках Кача или Бельбек; кроме того, нет смысла надеяться на последний рубеж к северу от Севастополя. Что касается флота, то Меншиков приказал затопить несколько старых парусников, чтобы перегородить вход на рейд и не позволить кораблям союзников обстреливать Севастополь с близкого расстояния. Корнилов решительно возражал против приказа начальника, считая, что флот следует вывести в море и дать бой врагу — в духе наступательной тактики адмирала Ушакова. Скрыв полученный приказ главнокомандующего от подчиненных, Корнилов утром 21 сентября собрал военный совет, чтобы изложить свой план. Однако подчиненные не поддержали его; один из них, капитан Зорин, уже предлагал подобную идею Меншикову — часть флота затопить, а экипажи вместе с пушками переместить на берег. Корнилов проигнорировал его совет и не исполнял приказ Меншикова до вечера 22 сентября, когда в конце концов ему пришлось подчиниться главнокомандующему. В результате был отдан приказ затопить семь судов — пять линейных кораблей и два фрегата — между Константиновским и Александровским фортами[426]
. Неудивительно, что капитаны и экипажи не приветствовали эту радикальную меру. Тотлебен с горечью пишет о реакции русских: «Сдержанные до тех пор слезы показались на многих лицах. Итак, знаменитый и превосходный Севастопольский рейд обратился на время в озеро, а черноморские моряки, поневоле отказавшись от своего прямого назначения, выступили на новое для них поприще сухопутных действий»[427].К утру 23 сентября 1854 г. все военные корабли, кроме «Трех святителей», лежали на дне. Это прочное трехпалубное судно было затоплено днем выстрелами из пушек.
В порту Севастополя, у самого берега, в южной части бухты находится, вероятно, самая посещаемая и фотографируемая туристическая достопримечательность города. Это памятник затопленным кораблям — большой бронзовый орел на верхушке коринфской колонны. Он был воздвигнут в 1904 г. в честь пятидесятой годовщины первой обороны города и превратился в символ Севастополя. Как отмечалось выше, объединенный флот союзников обладал подавляющим количественным и качественным превосходством над российским флотом. У британцев и французов было восемьдесят девять боевых кораблей, в том числе пятьдесят винтовых пароходов. Черноморский флот мог выставить против них всего сорок пять кораблей, в том числе одиннадцать колесных пароходов[428]
. Поэтому шансы русских на победу в морском сражении были крайне невелики, если не сказать больше. В то же время события во время первой бомбардировки Севастополя 17 октября 1854 г. показали, что русские батареи береговой обороны способны нанести существенный урон кораблям союзников и, вероятно, могли бы предотвратить прорыв в Севастопольскую бухту. Возможно, с затоплением кораблей не следовало торопиться. Однако эта точка зрения опирается на ретроспективную оценку и не учитывает тот факт, что высвободившиеся экипажи и артиллерия стали очень ценным — а возможно, критически важным — дополнением к береговой обороне Севастополя. Таким образом, по зрелом размышлении мы приходим к выводу, что решение Меншикова, скорее всего, было верным. Корнилов, доблестно защищавший Севастополь, вероятно, позволил чувству гордости за флот взять верх над профессионализмом.Приказ Меншикова о затоплении судов не снял стоявшую перед ним дилемму: следующим решением он должен был определить судьбу своей армии. Следует ли сосредоточить все усилия на защите Севастополя, сохраняя флот и его базу, или нужно отодвинуть войска от города, угрожая союзникам и защищая свои коммуникации и линии снабжения? Можно ли рисковать, пытаясь выполнить обе задачи? Меншиков знал, что значительные подкрепления уже на подходе, и поэтому для него было очень важно удержать Севастополь и обезопасить хотя бы одну дорогу к городу. Оперативная разведка сообщила ему, что союзники лишь начали медленное продвижение к Севастополю. Таким образом, для него, похоже, открывалось окно возможностей, чтобы вывести армию из города, прежде чем британцы и французы окружат его и начнут осаду. Корнилов вполне обоснованно протестовал, указывая на серьезные риски, если гарнизону города и флоту придется защищать Севастополь без помощи армии. Меншиков возражал, что враг «не предпримет решительной атаки даже на Северную, имея нашу армию на фланге или в тылу»[429]
.