Сталкеры затаив дыхание смотрели на это чудо. Такого зрелища пожалуй никто не видел. Все что находилось внизу казалось странным чужим миром, в котором ходят тени, из дома в дом, из мира в мир там же среди аномалий. Хотелось слушать и слушать то о чем потрескивают и перешептываются воронки, карусели, жарки, трамплины, кислотные симбионты и еще несколько десятков видов аномалий шумной толпой заселивших новое место и празднующие новоселье, перекидывая друг другу и обратно артефакты, напоминающие детишек отбегающих и возвращающихся к родителям. В кажущемся хаосе, несмотря ни на что присутствовала какая-то синхронность, она создавала иллюзию единого организма, общий приглушенный шум и множественные движения успокаивал и гипнотизировал. Казалось в этом месте и под этим небом не может быть ничего кроме радости и покоя.
— Эх, Поляка нет, — вздохнул Шурин.
— И Транзита, — добавил Кран.
Отряд замолчал, снова переживая утрату. Шурин достал ПДА отбил сообщение Строгому о новом месте для сбора артефактов и посмотрев на перепачканные лица людей, не сдержал улыбки.
— Ну что, обезьяны, пошли что ли?
— Сам ты обезьяна, — для порядка обиделся Кран. — Как говорил Транзит, ехали.
Троица, перевешав и проверив рюкзаки, двинула обратно на Военные склады. Шурин шел впереди, плавно покачиваясь в такт шагу, изредка вглядываясь в оптический прицел СВД, за ним шел Танцор, Кран замыкающим. Окрестности, как это ни странно изобиловали следами сталкеров. Ну что значит изобиловали следами? Через каждые триста — четыреста метров Шурин сначала с удивлением, а потом с возмущением присаживался и указывал на следы сталкеров.
— Ты погляди Кран! — наконец возмущенно не выдержал он, — только что выброс отгремел а эти проныры тут как тут! И когда только узнать успели?
Гулко вжикнул сообщением ПДА Шурина. Он поднял наладонник и несколько минут читал сообщение. «Видимо очень важное сообщение» — подумал Танцор, видя растерянное лицо свободовца.
— Кран… — наконец подал голос Шурин, — у тебя на ПДА какое число?
Кран поднял свой наладонник.
— Двадцать пятое десятого месяца, — ответил Кран.
— А у тебя Танцор? — спросил Шурин.
— Двадцать пятое, — ответил Танцор.
— И у меня двадцать пятое. — Тихо произнес Шурин, а вот Строгий спрашивает, где мол нас почти две недели носило, и пишет что сегодня уже десятое ноября и… — Шурин замолчал, собираясь с мыслями и духом, собираясь сообщить что-то тяжело дающееся для понимания, — и, Строгий говорит, что расстреляли нас долговцы на выходе из Темной Долины…
Повисла тишина. Ровный ветер Пустоши теребил волосы сталкеров, относя их размышления в сторону ЧЭАС. Травинки кивали и гнулись своему невидимому повелителю, чистое утреннее небо, что было явным исключением из правил, словно пыталось подарить нечто радостное омраченной троице. Впрочем, с южной стороны уже появилась гряда облаков, несомая ветром.
— Не всосал… — наконец прогудел Кран.
— И я не всосал, — согласился Шурин, — а ты Танцор всосал или как? — спросил он.
— Или как, — щупая лицо на предмет щетины, ответил Танцор.
Свободовцы глянув на свои перепачканные сажей лица последовали его примеру, ожидая нащупать двухнедельные усы и бороду. Не найдя признаков явно буйной растительности на лице, они растерянно замолчали.
— Значит так, ребятки, — рассудил Шурин, — считать, что ничего не произошло, у нас не получится. Если Строгий не шутит, а он никогда не шутит… нас взаправду расстреляли… или двойников наших.
— Шатунов, — вставил Кран.
— Да, шатунов… вот едрить твою налево, — сплюнул Шурин и сел на землю. В сердцах он принялся искать фляжку, но обнаружив, что спирта нет, сплюнул еще раз. Минуту он собирался с мыслями. Несколько раз смотрел на ПДА, осматривал бушующее море аномалий, свои руки, товарищей. Вся группа смотрела на него. — Значит так, — повторил он. Было видно, что слова даются ему с трудом, поскольку только сейчас он понял всю трагичность ситуации. — Будем говорить начистоту. Ходу назад и в Зоне нам нет. Мы теперь вне закона. — Он странно глянул на Танцора, от его взгляда Танцору встало не по себе. — Теперь нас даже свои, свободные не примут, ждут нас только дула автоматов… Шатуны мы теперь для всех, две недели это срок. Ясно? — Группа молчала. Минутная пауза. — У меня теперь одна дорога, — твердо сказал сталкер. Он встал и развернулся в сторону ЧАЭС. — Видимо пришло мое время, я сам у него спрошу. За все спрошу. Вы как, друзья-товарищи?
Кран и Танцор переглянулись.
— Что все так плохо, Шурин? — спросил Кран, неловко поводя рукой в неопределенном жесте вопрошания.
— Ты сам подумай… следов сталкеров полно, значит, люди здесь уже были. А когда на Пустошах народ толпами ходил? По ходу времени и вправду после выброса много прошло. Потом… искала нас… Зона, во время выброса. А потом, Кран, посмотри, как нас с утра Зона встретила? Ты хоть раз такое видел? — Он ткнул пальцем в голубое, глубокое, чистое, звенящее прозрачным воздухом небо. — Так Зона только своих деток встречает… новых деток. Значит шатуны — мы, а тех что кончили… это наши оригиналы. Веришь, нет?