История либерализма в России, 1762–1914

Общественность могла, таким образом, прежде всего с удовлетворением убедиться в том, что благодаря конституции монарх утратил возможность издавать законы по своему усмотрению. Стало невозможным издавать не только деспотические законы, а и вообще законы, которые народное представительство отклоняло, считая их вредными для страны или несправедливыми. Однако общественность в значительной мере оставила без внимания эти достижения просто потому, что ей не хватало подлинного понимания того, что на самом деле представляет собой и означает конституционный строй. Сущность такого строя состоит в том, что он представляет собой защиту от произвола неограниченной государственной власти, стоящей над законами, защиту существующего правопорядка и признанных в рамках такого правопорядка заслуженных субъективных прав. В отличие от абсолютизма, конституционный строй не дает государственной власти возможности бесконтрольно и безотчетно издавать или отменять законы, иными словами, государственная власть не может произвольно менять объективный правопорядок и при помощи новых законов ущемлять или полностью устранять существующие субъективные права. Тогдашние русские лево-радикальные политические деятели с полным равнодушием относились к этой сути и этому значению конституции, потому что их не интересовала защита существующего права от произвола государственной власти, а интересовало их, наоборот, исключительно создание органа, который располагал бы достаточными полномочиями, чтобы внешне законным образом заменить существующие законы новыми и отменить существующие субъективные права, несправедливые с точки зрения теоретических концепций и обоснованной на них программы.

Конституция могла сделать сотрудничество и соглашение между обществом и государственной властью обязательными, но конечно, не могла сделать их необходимыми в смысле какой-то физической закономерности. Поскольку русские радикалы не хотели такого сотрудничества в рамках дуалистической конституции, то его и нельзя было достигнуть путем одной конституции. Радикалы, как уже было сказано, стремились к тому, чтобы сосредоточить всю государственную власть в руках народного представительства, в котором они сами надеялись располагать большинством голосов. Иными словами, они совершенно не искали сотрудничества с исторической властью, а требовали от этой власти безусловной капитуляции. Соответственно представители радикализма оспаривали даже право царя пожаловать конституцию. По их мнению, только народное представительство, основанное на всеобщих выборах, имело право дать стране конституцию; радикальные круги считали, что конституция должна быть основана на принципах последовательного парламентаризма. Правительство должно было составляться из членов парламентского большинства и быть ответственным только перед парламентским большинством. Вторая или верхняя палата должна была быть устранена, для того чтобы избежать возникновения каких-либо препятствий, которые мешали бы исполнению воли нижней палаты. На самом деле это — программа абсолютного народовластия, или даже скорей демократического абсолютизма.

В такой концепции и в таком образе мышления и лежала главная опасность, угрожавшая утверждению настоящего конституционного строя в России, превращению России в правовое государство. Маклаков пишет: «Для установления начал правового порядка в России надо было самодержавие монарха ограничить, а не заменять самодержавием большинства Государственной Думы»⁷.

* * *

В противоположность радикальной общественности, силы монархии тогда полностью были готовы сотрудничать с представителями общественных кругов. Когда Витте и другие советники настойчиво советовали Николаю II созвать народное представительство, они при этом исходили из убеждения, что переход к конституционному строю и привлечение представителей общественности к законодательной работе удовлетворят либеральные силы, что эти силы вследствие этого отдалятся от революционных групп и даже обратятся против революции и что они будут на этом пути сотрудничать с правительством.

Они думали, что таким образом революционное движение ослабеет и само собой постепенно начнет исчезать; что не придется прибегать к военным мероприятиям и что даже вмешательство полиции в борьбу с революционерами и с революционными эксцессами можно будет сильно ограничить.