История либерализма в России, 1762–1914

Заключения земского съезда глубоко возмутили Витте, но он все еще не мог поверить, что за этими постановлениями стоит вся земская общественность. Может быть, он слыхал, что на съезде было и меньшинство, которое сопротивлялось принятию этой резолюции. Может быть он знал, что земства провинции настроены были гораздо более консервативно, чем земский съезд. Поэтому он еще раз отреагировал на постановления земского съезда. Когда (вскоре после того, как он получил эти постановления) до Петербурга дошло известие о том, что в Севастополе произошло восстание моряков, Витте послал Петрункевичу телеграмму. В этой телеграмме он высказывал свое убеждение, что заключения земского съезда были бы иными, если бы съезд знал то, что произошло в Севастополе. Телеграмма его заканчивалась следующими словами: «Я обращаюсь к вам, потому что верю в ваш патриотизм»¹⁴. Но эта телеграмма не произвела решающего впечатления на участников съезда. Правда, она усилила у некоторых из них склонность к умеренному подходу, однако большинство продолжало считать, что это — лишь знак слабости и готовности правительства продолжать переговоры и в конце концов уступить. Итак, съезд постановил послать к Витте новую депутацию. Эта вторая депутация отличалась от депутации бюро только тем, что она не должна была ставить Витте ультиматума. Но сам съезд занял слишком четкую позицию, и депутация никак не могла доложить Витте о каком-то изменении настроений земской общественности под влиянием трагических событий. Даже примирительно настроенная депутация вряд ли смогла бы изменить тот факт, что «земский съезд не хотел быть опорой государственной власти, а продолжал быть для нее прежним врагом»¹⁵. Витте это понял. Он не принял депутации, которой вручили от его имени холодный письменный ответ.

* * *

Наверное в этот момент Витте стало ясно, что его надежды и его политический план потерпели неудачу. Как уже было сказано, Витте рассчитывал примириться с либеральной общественностью путем перехода к конституционному строю; таким образом он надеялся изолировать революцию и вызвать ее поражение. Исходя из такого плана, он посоветовал Николаю II объявить переход к конституционному строю Манифестом 17 октября. Но при этом он так же открыто сказал царю, что есть и другая возможность, а именно подавить революцию просто при помощи полиции и военных сил; однако сам он этот путь отвергал. Теперь Витте видел, что не оправдалась его надежда найти поддержку в широких кругах общественности и особенно в земских кругах, он убедился, что стало необходимым отныне бороться с революцией теми методами, против которых он недвусмысленно высказался, которых он не хотел применять И именно во избежание их применения он и посоветовал царю дать стране конституцию. И вот Витте уполномочил своего министра внутренних дел Дурново подавить революцию при помощи полиции и военных сил. Это удалось Дурново сравнительно легко. Даже для подавления вооруженного восстания в декабря 1905 года оказалось достаточным вызвать из Петербурга гвардейский полк. В других городах полиция одна справлялась с революционерами.

Объявление о переходе к конституционному строю, таким образом, не дало тех результатов, которых Витте хотел достигнуть. Витте чувствовал, что он ввел царя в заблуждение. По всей вероятности, у него было чувство вины перед Государем, но он его, наверное, очень скоро подавил. Витте никогда охотно не признавался в своих ошибках. Может быть именно это подавленное сознание вины и было глубинным источником проявлений с его стороны ненависти к царю, которые неоднократно встречаются в его воспоминаниях. Мне кажется, что наличие такого сознания вины у Витте явно уже в заявлении, которое он сделал Маклакову много лет позже и которое Маклаков приводит в своих воспоминаниях: «Если бы я мог поверить тогда, что вся общественность была такова, какой была делегация, я не простил бы себе, что посоветовал Государю дать конституцию»¹⁶.