История либерализма в России, 1762–1914

Как уже было сказано, по постановлению закона 1842 года царь мог утвердить законопроект министра даже в том случае, когда и большинство и меньшинство Государственного Совета высказались против него. Однако, хотя по закону и существовала такая возможность, случаи такого рода оставались очень редки. Цари подтверждали лишь очень неохотно даже мнение меньшинства и только в тех случаях, когда они считали это совершенно необходимым. Об одном случае, в котором царь не присоединился ни к одному из высказанных в Государственном Совете мнений и о вызванной этим в Совете реакции рассказывает в своих воспоминаниях князь Мещерский. Речь идет об утверждении законопроекта министра внутренних дел Толстого о «земских начальниках» в 1889 году. Разница между мнением большинства и мнением меньшинства состояла в том, что меньшинство в общем принимало законопроект, который большинство принципиально отклоняло, но при этом меньшинство настаивало на том, что наряду с должностью земских начальников, которая должна была возникнуть вследствие этого нового закона, надо было сохранить и должность мирового судьи. По мнению меньшинства, земские начальники должны были быть просто и только административными чиновниками без всяких судебных полномочий. Тем самым предполагалось сохранить принцип разделения власти, а этому придавало значение не только большинство, а и меньшинство Государственного Совета. Позиция Государственного Совета сильно встревожила сторонников первоначального проекта, подготовленного Пазухиным. Они никак не могли согласиться на то, что новый закон таким образом создает функцию начальника, который не располагает традиционной патриархальной властью и поэтому никак не может стать как бы попечителем крестьян, а по сути дела будет лишь просто полицейским чиновником. Князю Мещерскому, считавшему проект Пазухина продуктом подлинной государственной мудрости, удалось с помощью своих больших связей представить царю докладную записку, которую сам он получил от консерватора сенатора Татищева и авторы которой хотели остаться неизвестными. В этой записке царю рекомендовали утвердить проект без всяких изменений. Под влиянием этой докладной записки Александр III и в самом деле написал на поданной ему Государственным Советом «мемории» резолюцию в том смысле, что он согласен с мнением меньшинства Государственного Совета, однако с некоторыми изменениями¹². Эти изменения и означали полное восстановление первоначального проекта министра Толстого и устранение всех тех изменений, которые появились вследствие компромисса между меньшинством Государственного Совета и министром Толстым. На основании царской резолюции прежде всего упразднялась должность мирового судьи, а ведь именно сохранение этой должности и было основным требованием Госудаственного Совета. Резолюция вызвала большое волнение среди членов Совета. Мещерский пишет: «Весь сановный Петербург заволновался, точно революция какая-то совершилась… Государственный секретарь Половцов, с дрожью в голосе, читает общему собранию Государственного Совета резолюцию государя…» Почти все члены Государственного Совета были убеждены в том, что эта резолюция представляла собой нечто неслыханное и беспрецедентное, что «впервые государь уклонился от обычая утверждать одно из мнений Государственного Совета без изменений»¹³. Это убеждение было настолько общим и сильным, что государственный секретарь Половцов счел своим долгом сделать представление царю и указать на то, что среди членов Государственного Совета господствует большое смятение, потому что до сих пор никогда еще не было случая, «чтобы государь мнение Государственного Совета заменял своим»¹⁴. В ответ на это Александр III спросил Половцова, есть ли закон, запрещающий царю изменить мнение Государственного Совета. Государственный секретарь отвечал, что такого закона нет, но что существует такое «предание». После этого ответа Александр III попросил Половцова вернуться на следующий день, чтобы обсудить эту проблему в присутствии Толстого. Когда Толстой и Половцов приняты были царем на другой день, Александр спросил Толстого, обосновано ли мнение Половцова о том, что он своей резолюцией нарушил «незыблемое предание». Толстой привел три случая из истории Государственного Совета, это успокоило совесть Александра, и он отпустил Половцова со словами: «Извольте видеть, я был прав». Этот случай показывает, однако, что существовала действительно традиция, предание, хоть и не «незыблемое», однако, вполне прочное, согласно которому цари почти никогда не отклоняли оба высказанные в общем собрании Государственного Совета мнения и также очень редко их серьезно изменяли. Эта традиция была настолько прочной, что члены Государственного Совета (за редким исключением) и сам государственный секретарь, который в общем должен был особенно хорошо быть осведомленным о таких проблемах, не могли вспомнить случаев, которые бы представляли отклонение от такой традиции¹⁵.

* * *