Мы отклонились бы от темы данной работы, если бы подробно занялись историей Государственного Совета, тем более, что вследствие позже изданных законов, касавшихся самого Государственного Совета, его полномочия все больше и больше ограничивались. Таким образом, дальнейшее законодательство не представляло собой развития, а напротив, явилось ограничением либеральных принципов, которые Сперанский попытался воплотить в Манифесте и в Образовании от 1 января 1810 года. Так например, устав Государственного Совета, изданный в 1842 году, постановлял, что царь может утвердить не только мнение большинства, но и мнение меньшинства и даже может принять решение, которое не соответствует всем высказанным в Государственном Совете мнениям7
(статьи 112 и 116). Кроме того, все более широко внедрялась практика, по которой царь именно в тех случаях, когда можно было предвидеть оппозицию Государственного Совета, издавал указ, основанный на личных докладах отдельных министров или на информации, представленной ему комитетом министров. А поскольку в абсолютной монархии граница между указом и законом всегда чрезвычайно неопределенна (ведь не только указы, но и законы основаны в конечном итоге на царской воле), то эти указы на самом деле представляли собой законы. Только это были законы, изданные без участия Государственного Совета, не принимая во внимание его мнение, и в менее торжественной форме, чем обычно8. Довольно сложный вопрос — определить, в какой мере законы давали возможность действовать подобным образом. Нельзя забывать, что не только статья 24 закона от 1842 года, но и п.30 закона от 1 января 1810 года может вполне рассматриваться именно как основа для такой практики. Интересно во всяком случае мнение Градовского, согласно которому эта практика была основана не на указанных мною статьях законов 1810 и 1842 гг., а на одном из указов, изданных в 50-е годы.Склонность изготовлять некоторые законы, обходя при этом Государственный Совет, возникла из понимания, что мнения, высказанные Государственным Советом, и критика отдельных его членов по поводу предлагаемых тем или иным министром законопроектов, пользуются уважением и имеют вес, который нельзя недооценивать. Такие мнения и такая критика, которые иногда, как свидетельствует Сперанский, выслушивались царем в Государственном Совете с большим терпением, — с одной стороны, основывались на авторитете специалистов, опытных старых государственных деятелей, бывших министров, губернаторов, сенаторов и так далее. С другой стороны, они часто представляли собой также выражение общественного мнения, точку зрения высшего слоя русского общества, к которому почти исключительно и принадлежали члены Государственного Совета. Во всяком случае, члены Государственного Совета были почти всегда людьми с большими связями в стране, в гвардейских полках, при дворе и голос их не оставался в обществе без внимания. К тому же очень часто это были крупные личности с чрезвычайно независимым характером, которые нисколько не стеснялись даже в присутствии царя высказываться вполне открыто против его планов, а тем менее стеснялись они нападать на министров9
.