История либерализма в России, 1762–1914

Карамзин высказал свой политический идеал еще раз в стихотворении, написанном в 1814 году под заглавием «Освобождение Европы»¹², которому он предпослал как эпиграф слова Саллустия «Quae nomines arant, navigant, dedificant, virtuti omnia parent». В этом стихотворении он очень четко и ясно отклоняет всякий национализм, всякий империализм в отношениях между странами и всякую насильственную власть внутри государства. Своему идеалу традиционализма он здесь придает точную и тонкую формулировку. Все это представляется мне важным дополнением к тому, что здесь уже было изложено, и поэтому мне кажется нелишним передать главные мысли этого стихотворения.

Карамзин призывает народы к добродетели, потому что если они добродетельны, то и правители не будут нарушать священных законов. Зло вызывается злом. Если народы остаются хорошими, то и правители не могут стать злыми. Бог, стоящий над правителями, не допустит этого (стр. 259). Если же народы поддадутся искушению лже-свободы и восстанут против законного правителя, против велений веры, наказание неизбежно. Это опять-таки подтверждается примером Франции, которая была наказана прежде всего своевольством, а затем правлением тирана (стр. 259).

Этот тиран подавил не только свой собственный народ, но и другие народы. Толкало его на это его безграничное честолюбие и желание обеспечить за собой власть над всем миром. Тем самым он нарушил законы Божии, а следовательно, и те границы, которые этими законами поставлены всем правителям. Нет правителя в мире, который бы имел право создавать мировую державу. Карамзин восклицает: «Цари! Всемирную Державу оставьте Богу одному!» (стр. 258). Цари должны возвращать Богу то, что Он им доверяет. Они должны гордиться «мирным счастьем людей», а не расширением территорий, которых нельзя достигнуть, не проливая при этом крови слабых (стр. 258). Но Карамзин не только против подавления и подчинения себе слабых соседей, он также против подавления слабых внутри государства. Вообще подавление более слабых глубоко возмущает Карамзина, где бы оно ни происходило. Он с искренней болью говорит о бесправном положении евреев во франкфуртском гетто в 1788 году и о преследовании дворян во Франции революционной толпой на год позже¹³. В год террора 1793 он пишет своему другу поэту Дмитриеву: «Я живу, любезный друг, в деревне, с людьми милыми, с книгами и с природою… но часто ужасные происшествия Европы волнуют всю душу мою… Мысль о разрушаемых городах и погибели людей везде теснит мое сердце. Назови меня Дон Кихотом; но сей славный рыцарь не мог любить Дульсинею свою так страстно, как я люблю — человечество»¹⁴. В стихах «Освобождение Европы» говорится дальше, что у царя должно быть войско и оружие для того, чтобы защищать от внутренних и внешних врагов то, что Бог ему доверил (стр. 259). Но царь не смеет никогда желать чужих земель, чужих областей, ибо «царь живет не для войны», а «он защитник мира» (стр. 258). «У диких кровь рекою льется: там воин первый человек; но век ума гражданский век» (стр. 259). Карамзин считает, что после падения Наполеона уже не появится больше такой человек, который осмелился бы, следуя стопам тирана Галлии, стремиться к бессмертию через «ада радостных побед» (стр. 258), при помощи насилия и обмана. А если бы такой человек появился, то конец ему придет еще скорее, чем пришел Наполеону, который правил не скипетром, а мечом, и был, следовательно, просто коронованным палачом, под торжествующей насильственной властью которого «грубели чувства и сердца» (стр. 256). И тем не менее Наполеон погиб в борьбе против алтарей, против свободы и против настоящих законных царей (стр. 262). Второй Наполеон погибнет еще скорее, потому что теперь народы знают, о чем идет речь. Недаром теперь приветствуют после многих лет изгнания возвращающуюся тишину, которая несет с собой возрождение наук и экономики. Но такой расцвет мирной жизни возможен только, если сохраняются существующие одновременно либеральный и консервативный порядок. И Карамзин вновь возвращается к своей любимой мысли: «в правлениях новое опасно, а безначалие ужасно. Как трудно общество создать! Оно устроялось веками: гораздо легче разрушать безумцу с дерзкими руками. Не вымышляйте новых бед: в сем мире совершенства нет!» (стр. 260).